– Через террасу в дом, правая дверь в конце гостиной.

– Спасибо.

Харди прошел по террасе, отодвинул дорогую москитную сетку в сторону и попал в гостиную. Из сада доносилась приглушенная музыка, но и здесь внутри на патефоне крутилась пластинка. Дин Мартин. Харди пересек гостиную и с правой стороны увидел дверь. Он постучал и вошел.

Антуан Томашевски стоял у письменного стола и что-то писал. Когда Харди закрыл за собой дверь, Томашевски обернулся и одновременно открыл рот.

– Я слышал, тебя выпустили.

– Вчера утром.

– Ты… – Томашевски замолчал и посмотрел на него поверх очков. – Черт, ты выглядишь хреново.

Харди провел рукой по опухшему лицу.

– Короткий разговор с Отто.

– И теперь ты решил попытаться здесь? Сразу скажу тебе, добром это не кончится. Что ты хочешь?

Приглушенный голос Дина Мартина доносился из-за обитой двери библиотеки.

Харди изучал своего друга. Или теперь уже бывшего друга? Томашевски было около шестидесяти пяти. Если не обращать внимания на старческие пятна на руках, синяки под глазами, морщины на лбу и седину, то со своей мускулистой фигурой он все еще выглядел как профессиональный спортсмен.

– А ты, кажется, наоборот, в отличной форме.

– Кристиана не дает мне состариться. Мы участвуем в турнирах по гольфу. Так что ты хочешь? – повторил Томашевски, снял очки, не глядя положил их на стол и потянулся к бокалу с бурбоном.

Харди сунул руку в карман своей кожаной куртки.

– Мятный леденец?

Томашевски проигнорировал вопрос, даже не помотал головой.

Харди взял конфетку.

– Ты знаешь, почему я здесь.

– Понятия не имею. Ищешь где переночевать? Для таких людей, как ты, существуют ночлежные дома и интеграционные центры.

– Не мели чушь!

– Ты мог бы добровольно с общественным попечителем…

– Спасибо, я от этого отказался.

– Тебе нужны деньги? От меня ты ничего не получишь!

– Кто устроил пожар? Кто убил Лиззи и детей?

– Я понимаю, что все это тебя травмировало. В тюрьме тебе наверняка предлагали терапию, и тебе следовало бы…

– Антуан! – резко перебил его Харди. – Где моя сумка, которую ты…

– Харди, что это значит? Я не понимаю, о чем ты говоришь.

Харди почувствовал, как в голову ему ударила кровь. «Почему никто не раскрывает рта?» Его рука пару раз сжалась в кулак, прежде чем он справился с приступом ярости, а начинавшаяся было головная боль отступила.

– Чего ты боишься?

– Боюсь? Я отсидел свой срок, как и ты, и вышел из дела десять лет назад.

– Ладно, ты вышел. Мне плевать. Но ты знал Лиззи! – закричал Харди. – Я лишь хочу найти парня, который сделал с ней это.

– Парня, который сделал с ней это? – повторил Томашевски. – Ты еще более сумасшедший, чем я думал.

– Разве ты не помнишь наш разговор? – спросил Харди. – Где моя сумка?

– Какая сумка? – Томашевски сделал глоток.

В этот момент Харди набросился на него, выбил бокал из руки и схватил за горло.

– Моя сумка! – прошипел он. – Больше мне ничего не надо, я оставлю тебя и твое изысканное общество в покое, и ты меня никогда не увидишь.

– Убирайся! – прохрипел Томашевски.

Харди услышал, как за спиной у него открылась дверь. В тот же момент голос Дина Мартина стал громче. Харди испугался, что сейчас почувствует кулак привратника, но в отражении стеклянной витрины увидел, что это Кристиана вошла в комнату. Красное коктейльное платье в пол, светлые волосы собраны в пучок, в руке бокал.

Харди тут же отпустил Томашевски и погладил его по воротнику.

– Привет, Кристиана… – Он собрался обернуться. – Мои поздравления… – В следующий момент он почувствовал удар.

Томашевски без предупреждения ударил его сбоку в нос, так что Харди повалился на пол.

– Твою мать! – выругался он, приподнимаясь на руках. Из носа у него текла кровь.

Томашевски взял пачку салфеток с письменного стола и бросил на пол рядом с Харди.

– Ты мне кровью весь ковер зальешь!

Харди сжал кулак. Конечно, он мог бы вмазать Антуану и как следует отплатить, но насилие ничего не даст. На этот раз! К тому же он не хотел возвращаться в тюрьму. Он вытер нос.

– Кристиана, мне очень жаль, но я…

– Харди, не могу сказать, что я рада тебя видеть. То, что ты сделал со своей женой и детьми, вызывает у меня отвращение, – сказала она тихим, но вполне уверенным голосом. – Поэтому тебе лучше сейчас уйти.

Проклятье! Снова вернулась головная боль, которая буром сверлила его виски.

– Кристиана, я…

– Тебя не должны были выпускать. Никогда! Мы больше не хотим иметь с тобой никаких дел, – сказала она. – Исчезни навсегда из нашей жизни. Ты понял?

Черт возьми, что на них всех нашло? Надин, Отто, Антуан и он на протяжении пяти лет делили все радости и невзгоды, загребали деньги лопатой – и это их сплотило. Неужели все так изменились за последние двадцать лет? Это деньги и важничанье сделали Антуана и Кристиану такими холодными и бесчувственными? Правда, они всегда принадлежали к разным кругам, раньше Кристиана была успешным риелтором с сомнительной клиентурой. Конечно, после ареста Антуана ее репутация и бизнес пострадали, но, освободившись, Антуан вошел в дело, и вместе они снова поднялись. Харди знал, что это было нелегкое время; он всегда был в курсе дел своих бывших партнеров. Но, похоже, у них все получилось: полно денег и, очевидно, никакого желания знаться со старыми друзьями.

– Понимаю. – Харди вытер окровавленный нос, сунул салфетки в карман брюк и направился к двери.

Проходя мимо Кристианы, он не протянул ей руку, а лишь показал, словно извиняясь, окровавленную ладонь.

– Спокойной ночи.

– Прощай.

Томашевски молчал.

Харди покинул дом, прошел по террасе мимо бассейна и направился через сад к выходу. На улице он понуро сел на асфальт рядом с глиняной совой, подтянул ноги и прислонился спиной к стене.

– Все прошло успешно? – спросил привратник.

Харди не ответил. Он сделал два глубоких вдоха, затем стиснул зубы, взялся за нос и резко дернул его. Послышался хруст. На глазах выступили слезы, но сломанный нос выпрямился. Правда, кровь снова полилась ему на футболку.

Вот дерьмо!

Он вытер кровь салфеткой, запрокинул голову и прислонился к стене. Краем глаза он заметил, что привратник смотрит в его сторону. Какое жалкое зрелище он, должно быть, представлял собой.