Тело… Не муж, не бывший муж, просто тело. Вильям ушел, и то, что от него осталось, не имело даже имени.

Кэтрин взглянула на кровать и отвернулась. Сон освежил бы ее, но у нее нет сил даже раздеться. И надо подождать Эдварда, который уже давно должен был прийти, но все осторожничает. Случившееся не помешает им быть вместе этой ночью и во все последующие ночи.

Он скоро придет. Подскажет, как ей вести себя дальше, что говорить. А сейчас ей хотелось только сидеть и не шевелиться. Она пробыла замужем меньше семи лет - и вот уже вдова. Вдова… Страшная завершенность в этом слове: все кончено, и нечего больше ждать. Кончено… Мысли Кэтрин лениво плыли, старательно избегая смерти Вильяма, но все равно постоянно возвращаясь к ней. Трудно поверить, что великого Вильяма Блекстоуна больше нет. Он был таким влиятельным человеком, примером для множества людей. Кэтрин захотелось заплакать. Может, тогда ей станет легче. Но у нее нет слез - только безмерная усталость.

Как он решился это сделать? Как мог он оставить ее одну? Каким образом Вильям убил себя?

Стражи считают, что это было убийство. И все остальные готовы присоединиться к такому мнению. Но она-то одна знала - Вильям сам убил себя. Стражи уже собирают улики против нее, ищут мотивы убийства. Она уверена - вот-вот они подберутся к ней и Эдварду. Она вспомнила недавний допрос. «Нам сообщили…» Она готова пари держать, что узнает, кто сообщил. Она уже почти знает. Эта сучка Визаж только и дожидается, чтобы выплеснуть свой яд.

Им с Эдвардом следует быть осторожными, очень осторожными. По крайней мере, первое время.

Хок и Фишер сидели в гостиной лицом к холлу, развалясь в своих удобных креслах. Горели только две лампы, остальные они погасили. Царил приятный полумрак. В доме тихо, жарко и душно. Хок зевнул, широко раскрыв рот.

– Не зевай, - пробормотала Фишер. - Меня заразишь.

– Не волнуйся, - ответил Хок. - Я не усну. Слишком много вопросов засело в голове.

– Тогда сам дежурь, а я посплю.

– Договорились. Мне сдается, что ночью ничего не случится.

– Надеюсь, ты прав, - пробормотала Изабель, устраиваясь поудобнее и втайне мечтая о подушке. - Кто бы ни убил Блекстоуна, на импровизацию это не похоже. Тут холодный тщательный расчет. Меня беспокоит только, был ли он единственной намеченной жертвой или лишь первой ласточкой.

– Послушай, мы ведь даже не уверены, хотели ли убить именно его. Не исключено, что он просто оказался в неподходящем месте в неподходящее время, и его кокнули как свидетеля. Убийца, возможно, охотился за другой жертвой.

– Хватит, - жалобно попросила Фишер. - И так слишком все сложно.

– Прости.

– Ты еще кого-то подозреваешь?

– Нет. Самыми подходящими кандидатами кажутся Кэтрин и Эдвард Боумен - им эта смерть выгоднее всего, но я все время возвращаюсь к тому, как было совершено это убийство. Меня беспокоит запертая дверь. Тут, понимаешь, есть один момент… он никак не укладывается…

– Просто голова пухнет, - опять пожаловалась Фишер. - Я уже плохо соображаю. Правда, я всегда соображаю туго. Отвлекись, Хок, послушай, что в этой истории меня поражает больше всего. Вот мы все сидим в гостиной, пьем, едим - и вдруг как гром среди ясного неба: Блекстоун убит. Если убийца один из присутствовавших, то нервы у него должны быть стальными.

– Ты права, - согласился Хок.

Они на мгновение замерли, прислушиваясь к тишине. Дом, как и все старые дома, был полон звуков: что-то поскрипывало, потрескивало. По-прежнему нестерпимо жарко. Хок положил руку на рукоятку своего топора, стоявшего рядом с креслом. Слишком много необъяснимого в этом деле. Он чувствовал, что ночь еще преподнесет им немало сюрпризов.

Время шло, и наконец воцарилась полная тишина. Обитатели дома или заснули, или тихо сидели в своих комнатах, дожидаясь утра. Холл и коридор пусты, никаких теней на стенах. Вдруг одна дверь бесшумно отворилась, и из комнаты выглянул Эдвард Боумен. Единственная масляная лампа на стене заливала коридор мягким золотым светом. Никого. Боумен успокоился. Даже если кто-нибудь его и заметит, он всегда может сказать, что шел в ванную, но к чему лишние проблемы? Естественно, ему не хотелось привлекать внимание Стражей. Боумен вышел в коридор, аккуратно прикрыв за собой дверь, прислушался и направился к комнате Кэтрин. Он повернул ручку, но дверь оказалась заперта. Боумен быстро оглянулся и тихо постучал. В тишине этот звук показался ему настоящим грохотом. Наступила долгая пауза, затем он услышал, как в замке поворачивается ключ. Дверь приоткрылась, и Боумен проскользнул в комнату.

Кэтрин стремительно бросилась к нему и так судорожно сжала его в объятиях, что у него перехватило дыхание. Она спрятала лицо у него на плече, стараясь забыть все, что случилось в этот день. Он успокаивающе погладил ее: спустя мгновение она уже пришла в себя. Боумен улыбнулся.

– Ты рада мне, Кэт?

Она подняла лицо и жадно поцеловала его.

– Я так боялась, вдруг ты не придешь сегодня! Ты очень нужен мне, Эдвард! Особенно сегодня. Ты необходим мне сегодня!

– Все хорошо, Кэт, я с тобой.

– Но если нас заметят…

– Не заметят. Не увидят, пока мы осторожны.

Кэтрин наконец оторвалась от него и присела на край кровати.

– Осторожны… Ненавижу это слово. Почему мы всегда должны оставаться начеку, всегда должны дважды подумать, прежде чем что-то сказать или сделать? Сколько такое положение будет продолжаться, Эдвард? Когда наконец мы сможем открыто быть вместе? Я хочу тебя, любовь моя, я мечтаю, чтобы ты оставался со мной всегда, всегда, всегда…

– Потерпи немного, - успокоил ее Боумен. - Совсем чуть-чуть, пусть утихнут разговоры. Немного терпения…

– Ненавижу терпеть!

Эдвард предостерегающе показал ей на стены. Кэтрин кивнула и понизила голос. Недоставало, чтобы их услышали, а стены в этом доме очень тонкие.

– Эдвард, Стражи сказали тебе о том, кто убил Вильяма?

– Конкретно нет, но они окажутся полными идиотами, не обвинив нас с тобой. О нас давно сплетничают, и смерть Вильяма нам выгодна.

– Мы и убили его в некотором роде…

– Что? - Боумен ошеломленно взглянул на нее. - Кэтрин, ты не…

– Вильям убил себя сам, - ответила Кэтрин. - Я… я рассказала ему о нас.

– Что ты наделала!

– Я должна была! Я больше не могла жить во лжи. Я объяснила ему, что он мне дорог, всегда останется дорог, но я люблю тебя и хочу выйти за тебя замуж. Я предложила обдумать вариант, удобный для него, чтобы не навредить его карьере. Но я настаивала на разводе. Сначала он и слушать не хотел, а потом… Потом сказал, что любит меня и не отпустит. Я продолжала настаивать на своем, и тогда он сказал, что убьет себя, если я уйду.

– Господи! - прошептал Боумен. - И ты думаешь, Вильям…