Я окинула взглядом сад, но, конечно же, тело убитого стражника уже унесли. Скорее всего, теперь он занимал стол в морге мистера Макуиринка. Когда в город приходил Вонвальт, врачи редко оставались без дела, но в Долине Гейл они, похоже, успеют заработать целое состояние.

Я гадала, как отреагировал на эти вести сэр Радомир. Хватило бы всего одной или двух неурядиц, чтобы его отношения с Вонвальтом разладились окончательно; и хотя эти двое пусть неохотно, но все же прониклись друг к другу взаимным уважением, мне казалось, что шериф не из тех людей, кто сдержанно отнесся бы к вести о гибели своего подчиненного.

Брессинджер и я поспешно оделись. Вонвальта в его спальне не оказалось, и мы вышли из резиденции мэра, чтобы справиться о нем у собравшихся снаружи стражников. Они сообщили нам, что Вонвальт большую часть ночи провел с сэром Радомиром, однако сейчас уже вернулся в восточную часть города. Завернувшись в плащи и склонив головы навстречу холодному ветру и крупицам мокрого снега, мы направились по тому же пути, что проделали ночью.

Вонвальт стоял на берегу Гейл с еще одним отрядом стражников. Выглядели те довольно жалко. Волосы Вонвальта намокли и слиплись. Должно быть, он уже побывал в доме мэра, поскольку был облачен в свои лучшие имперские одежды, но вонючая жижа уже заляпала его сапоги и подол плаща. Даже издалека вид у него был изнуренный. Бледный, с осунувшимися чертами лица, он выглядел очень уставшим. После бессонных ночей Вонвальт всегда пребывал в дурном расположении духа, и я поняла, что проведу большую часть дня, пытаясь не попасться ему под руку.

Когда Брессинджер и я подошли, мы увидели рыбаков в высоких шипованных забродных сапогах. Они вытаскивали на берег маленькую гребную лодку – по-видимому, в ней и собирался бежать наш убийца. Один городской стражник изо всех сил старался разогнать толпу зевак, собравшихся рядом, несмотря на погоду, но слухи о втором убийстве уже начали расходиться.

– Надеюсь, вы оба отдохнули? – спросил нас Вонвальт, когда мы подошли ближе. Он не сводил глаз с лодки.

– Да, – сказал Брессинджер. – Мы видели приманку с крыши.

Вонвальт хмыкнул.

– Жалкая уловка.

– Вас из-за нее чуть не пришили, – заметил Брессинджер, кивком указав на ребра Вонвальта, где арбалетный болт прорвал его ночную рубашку.

– Можно было и не напоминать, – сказал Вонвальт. Настроение у него было еще хуже, чем я ожидала. Он указал на гребную лодку. – Будем надеяться, что хотя бы здесь мы что-нибудь найдем. Местные эксперты… – он поморщился и указал на толпу горожан, – …сообщили мне, что надежды выловить тело у нас нет.

– То, что река выбросила тело леди Бауэр, уже было чудом, так все говорят, – сказал Брессинджер. Я скосила на него глаза, дивясь тому, насколько он не замечал дурного настроения своего хозяина. Или, возможно, ему было просто все равно. Как бы там ни было, Вонвальта прервали еще до того, как он ответил.

– Милорд, – неуверенно позвал его один из рыбаков. Когда Вонвальт был при исполнении, простые люди и в хорошие-то дни боялись говорить с ним, а сейчас всем и подавно было ясно, что его лучше не злить. – Лодка пуста. Можете сами посмотреть.

Вонвальт глянул на лодку так, словно та была проклята.

– Не нужно, – пробормотал он, развернулся и зашагал в сторону дома мэра.

* * *

До конца дня Брессинджер и я были предоставлены сами себе. Вонвальт лег поспать, а через несколько часов вернулся в здание городской стражи. Поскольку на трупе убитого стражника не нашлось улик, Вонвальт позволил вернуть тело вдове, а затем поздним вечером отправился на похороны. Я чувствовала себя отчасти виноватой в гибели этого человека, и мне было стыдно за то, что я пропустила прощание. Впрочем, ни Брессинджера, ни меня никто не звал, да и Вонвальт позже сказал мне, что проводы прошли напряженно и его присутствию были не рады.

Брессинджер пошел к аптекарю, чтобы продать своих драгоценных змей, а затем отправился по местным питейным заведениям. Я же, чувствуя себя растерянной и больной, решила подольше полежать в ванне. Я надеялась расслабиться, но вместо этого просто несколько часов размышляла над произошедшим.

Вонвальт вернулся вечером, и мы вместе поужинали в столовой. Он рассеянно ковырял еду, погруженный в мысли, и у меня не получалось разговорить его – впрочем, обсуждать было почти нечего. С ночи не осталось никаких улик, так что нам оставалось лишь предполагать, что покушение было как-то связано с убийством леди Бауэр, хотя и в этом мы не могли быть уверены.

Думаю, как и меня, Вонвальта больше потрясло не само покушение, а то, что оно означало. Вонвальт искренне считал, что, являясь одним из влиятельнейших представителей закона Империи, он был защищен от подобных посягательств. Он не испугался, нет, – мужества ему было не занимать, – но умные люди обычно задумываются над подобными вещами, а Вонвальт был умным человеком. Для него покушение на его жизнь было неотделимо от посягательства на верховенство закона, а последнее он стерпеть не мог. Чтобы понять его, достаточно было лишь вспомнить, как он сам пришел к своим убеждениям. Вонвальт своими глазами видел, как сованское общее право цивилизовало другие народы. Его отец принял Высшую Марку, и Вонвальту пришлось поступить на службу в Легионы. Он воевал со своими соотечественниками. И он, и его отец наверняка верили, что за сованское гражданство и за то, что оно представляло, стоило бороться. Разве иначе можно было оправдать ужасы Рейхскрига? Вонвальт принял сованские порядки с рвением обращенного в иную веру – не по глупости, а лишь в силу своей юности, ведь ему было всего пятнадцать лет, когда он ушел на войну. Теперь в это верится с трудом, но в то время его мировоззрение было еще податливым и легко поддавалось внешнему влиянию.

Нам пришлось на время отложить эти вопросы. Недовольные таким завершением дел, мы быстро поужинали и разошлись по нашим спальням, едва обменявшись парой слов. Позже вечером вернулся Брессинджер, и я надеялась, что хотя бы он с сочувствием выслушает меня. Однако, к моему удивлению, он лишь отмахнулся от моих страхов.

– Не позволяй им поглотить тебя, Хелена, – сказал пристав, когда мы оба улеглись в кровать. – К утру он уже придет в себя.

– Ты совсем за него не волнуешься?

– Нет, и он не обрадуется, если узнает, что волнуешься ты. Чтобы напугать нашего почтенного хозяина, нужно что-то посерьезнее ночной стычки с каким-то гадом. – Он усмехнулся. – И с его