гадюками. Смешно, кажется, получилось, да? Я не так хорошо знаю саксанский, как ты.

– Ты неплохо на нем говоришь… по крайней мере, когда трезв.

– Острый у тебя язык, – фыркнул пристав. – Осторожнее, в следующий раз я ведь могу дать гадюке покусать тебя.

– Интересно, сколько же ты получил за своих змей?

Брессинджер вмиг погрустнел.

– Да какая разница, – буркнул он. – Я уже все равно все прокутил.

Я помедлила, пытаясь подобрать правильные слова.

– Кстати, спасибо, – наконец сказала я. – За то, что спас мне жизнь.

Он отмахнулся.

– Не за что, Хелена. Ты ведь знаешь, что я скорее сам умру, чем допущу, чтобы с тобой что-нибудь случилось. – Пристав помолчал и тяжело, судорожно вздохнул. – Видит Нема, я скорее сам умру, – тихо повторил он.

Брессинджер отвернулся от меня и погасил лампу, прежде чем я успела что-либо ответить. Не зная, что делать, я ненадолго положила руку ему на плечо. Затем, когда он не пошевелился, я тоже отвернулась. Усталость взяла свое, и через несколько секунд я провалилась в глубокий сон.

VIII

Морозный воздух, горячие речи

«Действуй споро, раскаивайся не спеша».

Старая сованская пословица

На следующее утро меня разбудил звон храмового колокола. Несмотря на все усилия слуг лорда Саутера, растопивших в доме множество очагов, в комнате все равно было прохладно, и мне не хотелось вылезать из теплой постели. Брессинджер, напротив, с готовностью встал и распахнул занавески, за которыми снова показались унылое серое небо и сугробы свежего снега, завалившего город.

– Хелена, вставай, – угрюмо сказал он. Я завидовала ему за ту легкость, с которой он стряхивал с себя сон. Брессинджер научился этому за годы солдатской жизни. От той печали, что внезапно охватила его вчера вечером, не осталось и следа. Да и все приключение со змеями уже казалось далеким, как полузабытый сон.

Брессинджер собрал свою одежду и пошел переодеваться в соседнюю комнату, а я воспользовалась минутным одиночеством, чтобы окончательно проснуться. Затем я натянула свои чулки, блузу и киртл, а сверху, поскольку было холодно, надела платье. Всю одежду мне купил Вонвальт в качестве аванса за мою службу, и поэтому она была сделана из крепкой, добротной ткани. В первые месяцы нашей совместной работы я просто радовалась тому, что больше не живу на улице, и с радостью принимала все, что мне давал Вонвальт. Теперь же мои вкусы стали утонченнее. Я начала больше интересоваться имперской модой: в столице, в отличие от провинций, одежда должна была облегать фигуру и выглядеть более женственной – скандально женственной, по некоторым меркам. Кроме того, сованцы еще век назад отказались от женских головных уборов, и в моду вошли различные прически. Большинство женщин слепо повторяли стрижки известных дам, но я редко делала что-либо со своими волосами, разве что стягивала их сзади.

Я вышла из комнаты и в коридоре столкнулась с Брессинджером. Он был одет в рубаху, дублет и рейтузы, а его черные мокрые волосы, доходившие приставу до плеч, были убраны в хвост. Мы оба спустились вниз и встретили Вонвальта в столовой, где уже был подан сытный завтрак: хлеб, яйца, острая ветчина и оставшийся с прошлого вечера пирог с мясом, тушенным в эле. Вонвальт пил легкое пиво и в тишине читал книгу о сованской юриспруденции.

– Лорд Саутер еще не встал? – спросил Брессинджер, когда мы сели.

– Он уже ушел, – сказал Вонвальт, не отрывая глаз от книги. – У него дела в монастыре, что-то связанное с праздником Зимних Холодов. – Вонвальт явно был не в духе, не то из-за покушения, не то из-за недавнего письма Правосудия Августы.

– А когда в этом году праздник? – непринужденно спросила я. Праздник Зимних Холодов был ежегодным неманским фестивалем, который проходил в один из двух зимних месяцев, длился две недели и обычно – но не всегда – пересекался с днем зимнего солнцестояния.

– Во второй половине Русена, – сказал Вонвальт и больше не проронил ни слова. Он на время прервался, чтобы немного поесть, после чего снова открыл книгу. На некоторое время повисла неловкая тишина, а затем он повернулся ко мне.

– Хелена, скажи мне, что ты нашла в журнале из здания городской стажи?

Прошлым вечером мы не обсуждали результаты моих изысканий. Вонвальт, поглощенный собственными делами и вестями от Правосудия Августы, вместо этого велел мне подготовиться к обсуждению этим утром. После того как кто-то пытался нас убить, я думала, что наши разговоры о делопроизводстве и практике ведения учета если не отменятся, то хотя бы отложатся. Мне следовало догадаться, что этого не случится.

– Записи ведутся хорошо, – сказала я, пытаясь сосредоточиться на вопросе. – Подробно и организованно. В них содержатся дата подачи жалобы, сведения о мистере Вогте и несколько абзацев с кратким описанием дела. Каждая заметка подписана и датирована констеблем, который ее вносил.

Брессинджер, впечатлившись, хмыкнул. Вонвальт согласно промычал, разбил вареное яйцо и стал намазывать его содержимое на большой кусок твердого хлеба с маслом.

– Описание в целом совпало с тем, что нам рассказал сэр Радомир, – продолжила я. – Мистер Вогт отправил в Ковоск сотню тонн кормового зерна. Оно должно было пойти на фураж для конницы Легионов. Зерно требовалось доставить как можно скорее. Мистер Вогт купил его на заемные средства, взяв деньги в банке Гулича. Предполагалось, что он хорошо наживется на продаже зерна, даже невзирая на процент, который должен был отдать банку. Но, по всей видимости, груз задержали в княжестве Кжосич – они обнаружили, что Вогт не получил на имперской таможне необходимое разрешение на ввоз. Усложнило ситуацию и то, что за время пути зерно испортилось и сбыть его было уже нельзя.

Когда Вогт попытался воспользоваться гарантией и вернуть деньги за испорченное зерно, Бауэр отказал ему на том основании, что Вогт, не получив разрешения, нарушил контракт. Вогт был убежден, что Бауэр каким-то образом ухитрился подговорить таможенников задержать корабль, чтобы не возвращать ему гарантированные деньги.

– Но откуда Бауэр мог знать, что так случится? – спросил Вонвальт.

– Вчера мы разговаривали с торговцем, который сказал, что гаранты часто засылают шпионов или используют сеть эстафет, чтобы приглядывать за грузами, которые они гарантируют. Возможно, Бауэру сообщили, что зерно должно испортиться, и он успел передать весточку своим партнерам в Кжосич?

Вонвальт вздохнул и потер подбородок.

– Проклятые гарантии, – с набитым ртом сказал он и повернулся к Брессинджеру. – Ты вчера смог разузнать о них подробнее?

Брессинджер склонил голову.

– Да.

– Объясни мне, как это работает. Я примерно уже понял, но расскажи своими словами.

Брессинджер пересказал ему наш