Богдан немногое сообщает о своем детстве, однако не оставляет сомнений относительно того, что до революции ее семья жила скромно, но в достатке. Она росла на хуторе Романовском (позднее г. Кропоткин) на Кубани; отец работал в железнодорожном депо, мать заботилась о пятерых детях и вела домашнее хозяйство. Семья занимала очень просторный каменный дом с шестью комнатами, при котором был большой сад. Само собой разумелось, что дети должны окончить школу Богдан изначально не приходилось бороться за то, чтобы учиться, — образование входило обычной и неотъемлемой частью в ее планы на будущее.

Инженеры, происходившие из старой интеллигенции, но не эмигрировавшие рано или поздно за границу, подобно Федосееву или Богдан, не так резко акцентируют значение вехи, которой стали для них 1917 и 1928 гг. Они тоже описывают безоблачное детство, не противопоставляя его, однако, своей жизни при советской власти. Отцы Таисии Александровны Иваненко, урожденной Васильевой (р. 1913), и Людмилы Сергеевны Ваньят, урожденной Криц (р. 1919), до определенной степени были увлечены большевиками. Они руководствовались не только прагматическими соображениями, но и в действительности проявляли лояльность к новому строю. Ваньят, говоря об отношении ее отца к большевикам, замечает: «Люди были в то время очень терпимы». Иваненко соглашается: «Интеллигенция всегда была лояльна к советской власти, очень лояльна и честно работала». Обе женщины, пользуясь прилагательными «терпимый» и «лояльный», обозначают специфическую позицию старых инженеров, толерантную в том смысле, что они признавали за каждым право на собственные мерки и способы поведения, а следовательно, рассматривали и большевиков как группу, действовавшую по своим правилам, о которых им, инженерам, судить не подобало. Александр Гаврилович Васильев (1885-1937) работал директором дворцовой Гатчинской электростанции, отапливавшей царскую резиденцию, оранжерею и больницу. Таисию, родившуюся в Гатчине в 1913 г., отец после революции отправил вместе с матерью и сестрой к родственникам на Север, желая обезопасить их в эпоху революционной смуты. Васильев сохранил свое положение, большевики ценили его как крупного специалиста и даже наградили статусом «красного директора». Только в конце Гражданской войны он привез семью обратно, и с того времени жизнь их протекала относительно безоблачно. Иваненко играла в Гатчинском дворце и парке, где чувствовала себя как дома. Для нее, так же как для Богдан и Федосеева, обучение в гимназии являлось делом вполне естественным и само со. бой разумеющимся.

Сергей Ильич Криц до и после 1917 г. был инженером и заместите, лем уполномоченного Китайско-Восточной железной дороги в Чите. Его жена Татьяна Дмитриевна Щербина, получившая педагогическое образование в институте благородных девиц, позаботилась дать обе. им дочерям превосходное образование в соответствии с гуманистическими идеалами. Людмила ходила в гимназию, музицировала, учила английский и китайский языки. Летом девочки играли в большой и настольный теннис, зимой катались на коньках.

Наконец, есть еще одна группа инженеров, которые переломную веху не отмечают и не рассказывают о своей жизни ни как о явном поступательном движении, ни как о столь же явном движении под уклон. В отличие от Иваненко и Ваньят, они не относили себя со всей определенностью к представителям буржуазных слоев, но и не стремились, подобно Яковлеву или Гайлиту, выглядеть частью рабочего класса. Если в воспоминаниях тех, с кем мы знакомились до сих пор, события развиваются всегда в двух плоскостях, политической и личной, то в данных повествованиях более высокий уровень в качестве мерила и отправной точки отсутствует. Эти люди демонстрируют равнодушие к политической ситуации; для них имеет значение только собственное положение в тот или иной момент. Соответственно оценка большевиков у них меняется в зависимости от удовлетворенности собственной жизнью. Их можно назвать «прагматиками» или, с некоторым негативным оттенком, «попутчиками».

Подобную позицию, свободную от политических принципов или классовой идеологии, можно обнаружить в воспоминаниях Константина Дмитриевича Лаврененко (р. 1908). Они со старшим братом выросли в деревне под Киевом. Отец их учительствовал в сельской школе, мать заботилась о детях и хозяйстве. Детство у Лаврененко было счастливое, он ходил в школу, любил математику и физику и с восторгом читал Пушкина и Гоголя. Летом удил рыбу на реке, а позже подрабатывал слесарем на торфоразработках. Лаврененко описывает беззаботное, беспечальное детство, не превращая, однако, это в аргумент и не причисляя себя к определенной группе. Он рассматривает каждое из событий в отдельности, вместо того чтобы выстраивать их в прямую линию своей жизни.

Герман Васильевич Розанов (р. 1915) также решительно воздерживается от политического самоопределения. Он — сын учившегося в Казанском университете саратовского юриста, чью только что начатую административную карьеру внезапно прервала революция. Но родители Розанова сумели как-то устроиться, и это для него главное. Мать закончила педагогический институт и нашла место делопроизводителя. Все негативное и угрожающее, пережитое Розановым, не вызвало в нем принципиально отрицательного отношения к большевикам.

Наконец, Даниил Исаакович Малиованов (р. 1911) однозначно вспоминает 1930-е гг. с наслаждением, так как они принесли ему определенное благосостояние и личное счастье. Он не боролся за то, чтобы получить образование или преодолеть наследие царского прошлого, как дети рабочих, а ставил себе вполне конкретную задачу обеспечения собственного материального блага. Он положительно относился к советскому государству и партии, поскольку мог с их помощью добиваться своих целей. Малиованов родился в 1911 г. на Украине, в Елизаветграде (позднее Кировоград), с 1925 г. жил с родителями в центре Донбасса в Юзовке (впоследствии Сталино, с 1961 г. Донецк), отец работал бухгалтером, мать занималась домашним хозяйством.

Эти трое не сообщают, как у них в родительском доме относились к советской власти. Богдан, Федосеев, Ваньят и Иваненко считали себя «аполитичными», так как не жаждали иметь дело с политикой и не хотели, чтобы их втягивали в нее большевики, но в действительности представляли определенное политическое мнение. Лаврененко, Малиованов и Розанов были «аполитичны» в том смысле, что не выработали на основе собственных идеалов принципиального мнения относительно большевиков. Они довольствовались оценкой ситуации, в которой находились в каждый конкретный момент. Федосеев изображает своего отца «прагматиком» по его действиям, эти же люди были прагматиками во всех отношениях.

Дети старой интеллигенции и буржуазии провели детство в условиях относительного благосостояния и безопасности. Родительский дом выполнял для них функцию кормильца, защитника и образовав тельного учреждения. Этот базовый опыт сказывался на их последующем существовании и принципиально отличался от опыта, накопленного выходцами из рабочего класса. Последние не обрели в годы детства фундамента, на котором могли успешно строить дальнейшую жизнь, первые же получили все необходимые предпосылки. Соответственно Федосеев и Богдан сравнивали свою жизнь в советское время с воспоминаниями о царском времени и оценивали ее отрицательно. Большую роль играло и мировоззрение, прививавшееся будущим инженерам в родительском доме. В случае Федосеева и Богдан это была четкая позиция неприятия новой власти. Ваньят и Иваненко, напротив, видели, что их отцы охотно сотрудничают с большевиками. В детстве, да и позже, все они приобретали опыт, очень сходный в структурном отношении, но одни рано или поздно приходили к выводу, что должны покинуть страну, тогда как другие полностью так и не порвали с Советским Союзом. А такие инженеры, как Розанов, Малиованов и Лаврененко, не переняли от родителей определенного отношения к советской власти, и позже у них не сформировалось о ней принципиального мнения, независимого от конкретных событий. Их позиция всегда была связана с текущей политикой.