пока я ждала Людвику, делающую перевязку пациенту, разглядывала людей, которые лежали на таких же, как и в обычных бараках, нарах. Врачи и медсестры рассказывали, что лекарств почти нет. И получалось, что больные должны были поправляться только за счет отдыха. Но доктору Менгеле и это, видимо, казалось роскошью. Он отдал приказ об «устранении» любого пациента, который задерживается в лазарете более чем на пять суток. Сам он никогда лично не присутствовал при «устранении», но докторам приходилось выполнять его приказы. Людвика рассказывала, что у медицинского персонала сердце кровью обливается, когда им приходится выгонять с коек больных людей, которых не вылечил, да и не мог вылечить, пятидневный постельный режим, который прописал доктор Менгеле.

Я подошла к кровати семилетней девочки, которая последние несколько недель ходила в нашу школу. В лазарет она попала с обычной ветрянкой, но у ее организма не было защитных сил, чтобы бороться с болезнью. К счастью, мы вовремя обнаружили болезнь, пока она не распространилась на других детей.

– Привет, Ядзя. Как ты себя чувствуешь? – спросил я, поглаживая ее по голове.

– Хорошо, учительница, – слабо ответила она.

Лицо ее покрывали язвы, тельце исхудало, а на грустном личике отпечаталось выражение ангельской невинности. Мне пришлось отвести взгляд, чтобы не показывать ей, что плачу. Несмотря на все пережитое в Аушвице, я все еще не могла удержаться от слез при взгляде на умирающего ребенка.

– Мы сейчас вернемся, Ядзя, – сказала подошедшая к кровати Людвика.

– Как она? – спросила я, когда мы вышли на улицу.

– Доктора ее отобрали. Сегодня днем ее заберут.

Глаза Людвики затуманились болью. Несколько секунд мы молчали, глядя на небо и на огромный вокзал. В то утро на нем снова была толпа новоприбывших.

– Какой ужас, – наконец с болью сорвались с моих губ слова.

– Все здесь сплошной ужас. Из сотни можно спасти разве что одного-двух. В остальных случаях болезнь – это смертный приговор, – ответила Людвика.

– Да, надеюсь, никто из детей больше не заразился.

Меня и вправду это очень беспокоило. Я думала не только о своих собственных детях, но о каждом мальчике и о каждой девочке, которые ходили в ясли и школу. Мы все к ним привязались.

– Придется подождать по крайней мере неделю. Вирус может проявиться не сразу. Но ведь сегодня у вас праздник. День рождения близнецов, не так ли?

В этот момент праздник показался мне плохой идеей. Как можно веселиться в тот же день, когда убьют Ядзю?

– Да. Им исполняется семь лет. Но по их виду не скажешь, они такие худые!

– Все тут исхудали. Главное, что не заболели, – сказала Людвика.

– Твоя правда… Кстати, еще одна новость. Похоже, что Иоганн находится в «Канаде».

– В «Канаде»? Невероятно! Всего в километре отсюда, а ты все это время ничего о нем не знала.

– Да. Элизабет пообещала передать ему записку, чтобы он знал, что с нами все в порядке, но увидеться с ним можно только с разрешения офицера.

– Но ведь можно попросить Менгеле! Ты же одна из его любимиц. Не еврейка, не цыганка и никогда не была коммунисткой. Он обязательно даст тебе разрешение, не сомневайся.

– Ты думаешь? – с недоверием спросила я.

– Уверена. Подойди к нему. Сегодня он в хорошем расположении. Наверное, жена приехала.

И вправду, нужно было воспользоваться подвернувшейся возможностью. Доктор отличался довольно переменчивым характером. Когда у него было плохое настроение или что-то не ладилось в лаборатории, ему на глаза лучше было не попадаться.

Ну что ж, была не была – попробую прямо сейчас. Повидаться с отцом – лучший подарок детям.

Я спустилась по лестнице и пошла по пыльной дороге в сторону бани. До нее было всего восемь бараков, но мне этот путь показался необычайно долгим. Чем ближе я подходила к бараку, где располагалась лаборатория доктора, тем сильнее меня одолевали сомнения. Я уже собиралась развернуться и уйти, но поняла, что терять мне нечего. Я заведовала детским садом, и Менгеле знал, что я хорошо справляюсь со своей работой. Разумеется, он с легкостью мог бы найти мне замену, но я уже поняла, что он не любит перемен.

Я постучала в дверь и, услышав разрешение войти, медленно открыла дверь в слабо освещенное помещение. По одной стене стоял рабочий стол и книжный шкаф, а по другой – больничная кровать для наблюдения за пациентами. Тут же был шкаф с инструментами и лекарствами.

Менгеле поднял голову, явно озадаченный моим появлением.

– Фрау Ханнеманн, чем я обязан таким приятным сюрпризом? Я вас не ждал. Что-то случилось с детьми? – спросил он, сведя брови.

Беспокойство его казалось искренним, и этим он в очередной раз удивил меня. Как можно испытывать такую привязанность к детям и одновременно отправлять их на смерть из-за простой болезни?

– Нет, господин доктор, я пришла по личному вопросу.

Голос мой дрожал, я никак не могла скрыть волнение.

– Понятно. Раньше вы никогда не просили меня о чем-то для себя. Полагаю, что это нечто очень важное. Я вижу в вас хорошую немецкую мать, настоящий образец для нашей расы. Знаете, я даже рассказал о вас своей жене Ирен, и она захотела прийти сегодня, чтобы познакомиться с вами и посмотреть на детский сад.

Для меня его слова стали неожиданностью. Жены офицеров в лагере – такого мы никогда не видели.

– Сочту за честь принять ее, – сказала я.

– Но больше я ничего не разрешил ей посещать. Лагерь – не место для дамы.

И снова я поразилась. А разве мы не матери, не жены и не дамы в отличие от Ирен? Каждый день здесь погибали тысячи женщин, детей и стариков. Хотя что говорить? Для нацистов мы – лишь существа с вытатуированным номером.

– Мы устраиваем праздник через два часа.

– Отлично, тогда мы приедем. Вы же знаете, что, когда женщина вобьет себе что-то в голову, переубедить ее невозможно. Но о чем вы хотели со мной поговорить? – спросил он, опустив взгляд на бумаги.

Я замялась. Возможно, я выбрала неподходящее время, ведь он выглядел занятым, да и все его мысли сейчас были о жене. Я все никак не могла набраться смелости, чтобы попросить его о свидании с Иоганном, и он сказал с нетерпением:

– Ну же, говорите.

– Моего мужа нашли. Он в «Канаде». Я хотела попросить у вас разрешения увидеться с ним. Я впервые получила известия о нем с тех пор, как мы приехали сюда в мае, – выпалила я в спешке, как будто хотела как можно быстрее убежать в безопасное место.

– Прекрасно. Я выпишу вам