Только теперь, когда вода смыла с лица раненого слой пыли, пороха и крови. Маргарита узнала в нем того красивого дворянина, который, полный жизни и надежд, часа четыре тому назад явился к ней и просил ее ходатайствовать за него перед королем Наваррским и который расстался с ней, ослепленный ее красотой и заставивший ее самое погрузиться в мечту о нем.

Маргарита вскрикнула от страха, ибо теперь она чувствовала к раненому нечто большее, чем жалость: она почувствовала к нему симпатию; он был уже для нее не посторонним человеком, а почти знакомым. Под ее рукой красивое, но бледное, измученное болью лицо Ла Моля стало чистым; замирая от страха, почти такая же бледная, как и он, Маргарита положила руку ему на грудь – сердце еще билось. Тогда она протянула руку к стоявшему рядом столику, взяла флакончик с нюхательной солью и дала ее понюхать Ла Молю. Ла Моль открыл глаза.

– О Господи! – прошептал он. – Где я?

– Вы спасены! Успокойтесь! Вы спасены! – ответила Маргарита.

Ла Моль с трудом перевел взгляд на королеву и впился в нее глазами.

– Какая вы красавица! – пролепетал он.

Словно ослепленный, он опустил веки и тяжело вздохнул.

Маргарита тихо вскрикнула. Молодой человек побледнел, если возможно, больше прежнего, и она подумала, что это его последний вздох.

– Боже, Боже, сжалься над ним! – воскликнула она. В эту минуту раздался сильный стук в дверь, ведущую в коридор.

Маргарита приподнялась, поддерживая Ла Моля за плечи.

– Кто там? – крикнула она.

– Это я, я! – ответил женский голос. – Я герцогиня Неверская.

– Анриетта! – воскликнула королева. – Это не страшно, это друг, слышите, сударь?

Ла Моль сделал усилие и приподнялся на одно колено.

– Постарайтесь не упасть, пока я отворю дверь, – сказала королева.

Ла Моль оперся рукой об пол и таким образом сохранил равновесие.

Маргарита сделала было шаг к двери, но вдруг остановилась, задрожав от страха.

– Так ты не одна? – вскрикнула королева, услыхав бряцание оружия.

– Нет; со мной двенадцать телохранителей; мне дал их мой деверь, герцог де Гиз.

– Герцог де Гиз! – прошептал Ла Моль. – Убийца! Убийца!

– Тише! Ни слова! – сказала Маргарита и огляделась вокруг, соображая, куда бы спрятать раненого.

– Шпагу!.. Кинжал!.. – шептал Ла Моль.

– Чтобы защищаться? Это бесполезно: ведь их двенадцать, а вы один!

– Нет, не для того, чтобы защищаться, а чтобы не даться им в руки живым.

– Нет, нет, я вас спасу, – сказала Маргарита. – Ах, да! Кабинет!.. Идем, идем!

Ла Моль напряг все силы и, поддерживаемый Маргаритой, дотащился до кабинета. Маргарита заперла за ним дверь и спрятала ключ в кошелек.

– Ни крика, ни стона, ни вздоха – и вы спасены! – сказала она ему через дверь.

Затем набросила на плечи халат, отворила дверь своей подруге, и обе бросились в объятия друг к другу.

– Ваше величество! С вами ничего не случилось? – спросила герцогиня Неверская.

– Ничего, ничего, – ответила Маргарита, запахнув халат, чтобы не видно было следов крови на пеньюаре.

– Слава Богу! Но герцог де Гиз дал мне двенадцать телохранителей, чтобы они проводили меня до его дворца, а мне такая большая свита не нужна, и шестерых я оставлю вашему величеству. В такую ночь шесть телохранителей герцога де Гиза стоят целого полка королевских телохранителей.

Маргарита не решилась отказаться; она расставила шестерых телохранителей в коридоре и расцеловалась с герцогиней, а герцогиня в сопровождении шести других телохранителей отправилась во дворец герцога де Гиза, где она жила в отсутствие своего мужа.

Коконнас не бежал, он отступил. Ла Юрьер не бежал, он удрал. Первый скрылся, как тигр, второй, как волк.

Таким образом, Ла Юрьер уже был на площади Сен-Жермен-Л'Осеруа, когда Коконнас только выходил из Лувра.

Ла Юрьер, очутившись со своей аркебузой в одиночестве среди сновавших людей, среди свистевших пуль, среди выбрасываемых из окон трупов, целых, изрезанных на куски, почувствовал непреодолимый страх и начал осторожно пробираться к своей гостинице. Но, переходя с улицы Аверон на улицу Арбр-сек, он наткнулся на отряд швейцарцев и рейтаров, которым командовал Морвель.

– Вы что, уже закончили? – закричал Морвель, сам себя окрестивший «Истребителем короля». – Вы уже домой, милейший хозяин? А кой черт унес нашего дворянина из Пьемонта? С ним не случилось ничего плохого? Было бы жаль, он вел себя отлично!

– По-моему, ничего не случилось, – отвечал Ла Юрьер. – Надеюсь, он еще присоединится к нам.

– Вы откуда?

– Из Лувра – там, надо сказать, нас встретили неласково!

– Кто же это вас так встретил?

– Герцог Алансонский. Разве он не с нами?

– Его высочество герцог Алансонский имеет отношение только к тому, что касается лично его; если вы предложите ему разделаться с двумя старшими братьями как с гугенотами, он согласится, но с условием, чтобы он не был в этом замешан... А разве вы, Ла Юрьер, не собираетесь идти с этими храбрецами?

– А куда они идут?

– О, Господи! Да на улицу Монторгей; там живет один гугенотский сановник, мой знакомый, а у него жена и шестеро детей. Эти еретики ужасно плодовиты. Будет забавно!

– А сами вы куда идете?

– О! Я иду по особому делу.

– Слушайте, возьмите с собой меня, – произнес чей-то голос, заставивший Морвеля вздрогнуть, – вы знаете хорошие места, а мне хочется туда попасть.

– А-а! Вот и наш пьемонтец! – воскликнул Морвель.

– Вот и господин де Коконнас! – воскликнул Ла Юрьер. – А я думал, что вы идете вслед за мной.

– Черт! Вы улепетывали так, что не догонишь! А кроме того, я свернул с пути, чтобы швырнуть в реку негодного мальчишку, который кричал. «Долой папистов, да здравствует адмирал!» К сожалению, мне показалось, что этот пострел умеет плавать. Если хочешь утопить этих гнусных нечестивцев, надо бросать их в воду, как котят, едва лишь на свет появятся.

– Так вы говорите, что вы из Лувра? Что же, ваш гугенот нашел там себе убежище? – спросил Морвель.

– Ох, Господи! Нашел!

– Я послал ему пулю из пистолета еще во дворе у адмирала, когда он поднимал шпагу, но промахнулся, сам не знаю как.

– Ну, я-то не промахнулся, – заметил Коконнас, – я всадил ему в спину шпагу так, что конец ее оказался в крови на пять пальцев. При этом я сам видел, как он упал на руки королевы Маргариты. Красавица-женщина, черт побери! Однако я был бы не прочь узнать наверняка, что он мертв. Мне сдается, что этот малый очень злопамятен и будет всю жизнь иметь зуб против меня. Да! Ведь вы сказали, что собираетесь идти куда-то?