Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы, стало быть, хотите идти со мной?
– Я хочу не стоять на месте. Я убил всего-навсего троих или четверых; к тому же, как только я успокоюсь, у меня начинает ныть плечо. Идем! Идем!
– Капитан, – обратился Морвель к начальнику отряда, – дайте мне трех человек, а с остальными ступайте отправлять на тот свет вашего сановника.
Трое швейцарцев вышли из рядов и присоединились к Морвелю. Оба отряда дошли вместе до улицы Тиршап; здесь рейтары и швейцарцы пошли по переулку Тоннельри, а Морвель, Коконнас, Ла Юрьер и три швейцарца – по переулку Ферронри, затем по Трус-Ващ и очутились на улице Сент-Авуа.
– К какому дьяволу вы нас ведете? – спросил Коконнас, которому уже надоела долгая и праздная ходьба.
– Я веду вас на дело сколь блестящее, столь и полезное. После адмирала, Телиньи и гугенотских принцев я бы не мог вам предложить ничего лучшего, так что запаситесь терпением. Это на улице Де-Шом, и через минуту мы там будем.
– А скажите: улица Де-Шом – это недалеко от Тампля? – спросил Коконнас.
– Да, а что?
– Там живет Ламбер Меркандон, давнишний заимодавец нашей семьи, и мой отец поручил мне вернуть ему сто нобилей с – розой, которые и лежат у меня в кармане.
– Ну вот вам прекрасный случай рассчитаться с ним, – заметил Морвель.
– Каким образом?
– Сегодня такой день, когда сводят старые счеты. Ваш Меркандон – гугенот?
– Так, так! Понимаю! – сказал Коконнас. – Он наверняка гугенот.
– Тише! Мы пришли.
– А чей это большой дворец с павильоном на улице?
– Это дворец Гизов.
– По правде говоря, мне надо было бы зайти сюда – ведь я приехал в Париж благодаря великому Генриху. Однако, черт побери! В этом квартале все спокойно, мой друг, сюда доносятся лишь звуки выстрелов; можно подумать, что мы в провинции. Пусть меня черти унесут, если не все здесь дрыхнут.
В самом деле, даже во дворце Гизов, казалось, было так же тихо. Все окна были затворены, и только сквозь жалюзи центрального окна павильона пробивался свет, который привлек внимание Коконнаса, когда он только вышел на эту улицу.
Пройдя немного дальше дворца Гизов, то есть до перекрестка улиц Пти-Шантье и Катр-Фис, Морвель остановился.
– Здесь живет тот, кто нам нужен, – сказал он.
– То есть тот, кто нужен вам... – поправил его Ла Юрьер.
– Раз вы пошли со мной, значит, нам.
– Как же так? В этом доме все спят крепким сном...
– Верно! Вот вы, Ла Юрьер, и воспользуйтесь вашей наружностью порядочного человека, по ошибке данной вам Господом Богом, и постучитесь в этот дом. Отдайте аркебузу господину де Коконнасу – он уже давно на нее посматривает. Если вас впустят в дом, скажите, что вам надо поговорить с его милостью господином де Муи.
– Ага! Понимаю, – сказал Коконнас. – У вас, как видно, тоже оказался заимодавец в квартале Тампля.
– Верно, – ответил Морвель. – Так вот: вы, Ла Юрьер, притворитесь гугенотом и расскажите де Муи о том, что происходит; он человек храбрый и сойдет вниз...
– И что тогда?.. – спросил Ла Юрьер.
– Тогда я попрошу его скрестить Со мной шпагу.
– Клянусь душой, вот это честно, по-дворянски! – сказал Коконнас.
– И я точно так же поступлю с Ламбером Меркандоном, а если он слишком стар для поединка, я вызову кого-нибудь из его сыновей или племянников.
Ла Юрьер, не прекословя, начал стучать в дверь. При этом стуке, гулко раздавшемся в ночной тишине, во дворце Гизов приотворились входные двери, и оттуда высунулось несколько голов; тут-то и обнаружилось, что спокойствие дворца Гизов было спокойствием крепости, охраняемой надежным гарнизоном.
Головы сейчас же спрятались – люди, очевидно, догадались, в чем дело.
– Ваш де Муи здесь и живет? – спросил Коконнас, указывая на дом, куда стучался ла Юрьер.
– Нет, это дом его любовницы.
– Черт побери! До чего вы любезны! Даете ему возможность показать себя своей красавице в поединке на шпагах! В таком случае мы будем только судьями. Хотя я лично предпочел бы драться сам, а то плечо горит.
– А лицо? – спросил Морвель – Ему ведь тоже порядочно досталось!
Коконнас зарычал от ярости.
– Черт побери! Надеюсь, что Ла Моль умер! – крикнул он, – а не то я вернусь в Лувр, чтобы его прикончить. Ла Юрьер продолжал стучать. Наконец на втором этаже открылась балконная дверь, и на балконе появился мужчина в ночном колпаке, в кальсонах и без оружия.
– Кто там? – крикнул он.
Морвель сделал знак швейцарцам спрятаться за углом дома, а Коконнас прижался к стене.
– Вы ли это, господин де Муи? – ласково спросил трактирщик.
– Да, я! А дальше что?
– Да, это он, – затрепетав от радости, прошептал Морвель.
– Господин де Муи! – продолжал Ла Юрьер. – Неужели вы не знаете, что происходит? Зарезали господина адмирала, избивают наших братьев-гугенотов. Бегите на помощь! Скорей, скорей!
– А-а! – вскричал де Муи. – Так я и знал – сегодня ночью что-то затевается! Не надо было мне оставлять храбрых товарищей. Сейчас, мой друг! Подождите меня, я сейчас.
Даже не затворив окна, в которое донеслись крики и нежные мольбы испуганной женщины, де Муи быстро надел камзол, накинул плащ и взял оружие.
– Он спускается! Спускается! – бормотал бледный от радости Морвель. – Гляди в оба! – шепнул он швейцарцам.
Потом он взял из рук Коконнаса аркебузу и дунул на фитиль, пробуя, хорошо ли он горит.
– Возьми, Ла Юрьер! – сказал он трактирщику, отошедшему к швейцарцам. – Бери свою аркебузу.
– Черт побери! – сказал Коконнас. – Вот и луна, как нарочно, вышла из-за тучи, чтобы полюбоваться на этот великолепный поединок. Дорого бы я дал за то, чтобы Ламбер Меркандон очутился здесь и был секундантом господина де Муи.
– Не спешите, не спешите! – отвечал Морвель. – Господин де Муи один стоит десятерых, и едва ли нас шестерых хватит, чтобы с ним справиться... Эй, вы! Подходите! – обратился он к швейцарцам, знаками приказывая им проскользнуть к самой двери и нанести удар, как только выйдет де Муи.
– Ого-го! – произнес Коконнас, глядя на эти приготовления. – Сдается мне, что все будет не совсем так, как я думал.
Послышался лязг засова, который отодвигал де Муи. Швейцарцы вышли из своего прикрытия и заняли места у двери. Морвель и Ла Юрьер подошли на цыпочках, и только Коконнас, сохранивший остатки дворянской чести, о которой никто уже не вспоминал, не сдвинулся с места, но в эту минуту всеми забытая молодая женщина вышла на балкон и, увидев швейцарцев, Ла Юрьера и Морвеля, громко вскрикнула.