Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Смотрю в сторону пожилых людей и замечаю профиль Баграта, створки хлопают, отсекая нас с сыном от улицы, а я понимаю для себя, что Умаров так и не посмотрел на Игната…
Глава 16
Дни текут как в тумане. Помню, как возвращаюсь в палату и вижу рядом со своей койкой детскую кроватку с высокими поручнями, предусмотренными для того, чтобы малыш не упал.
И от вида люльки в палате сердце почему-то замирает.
Предусматривается абсолютно все.
Наши с сыном вещи чуть позже приносит та самая веселая медсестра. Говорит, что их передала бабушка. Пока ее не пускают. Для ее же безопасности, чтобы пожилой человек не подхватил вирус, который малыши переносят легче старшего поколения.
Но также наравне со старыми вещами, привычной игрушкой малыша, наша палата наполняется новыми предметами первой необходимости.
В том числе и одеждой. Абсолютно новой. Брендовой. Эти коробки я не трогаю. Складываю в шкаф и закрываю.
Думать, что их послал Умаров, я не хочу, просто решаю, что прямо сейчас я не буду бояться и переживать о том, что и как будет в моей жизни.
Я уже пришла к той точке, когда настигает смирение и начинаешь думать – будет как будет, а об остальном я подумаю завтра.
Мы с малышом проходим обследования, Петр Григорьевич к нам не заходит, когда спрашиваю почему, медсестра поясняет, что главному врачу пришлось срочно вылетать в другую страну по личным вопросам.
Мне становится гораздо лучше. Хотя, так всегда, когда есть о ком заботиться, о своих болячках забываешь и они исчезают.
Больше я ничего не уточняла, успокоившись тем, что ведут осмотр другие врачи, компетентные и знающие.
Детский врач Марта Викторовна занимается Игнатом, приходит к нам каждое утро на осмотр.
Вот и сейчас женщина среднего возраста, ухоженная и профессиональная, слушает малыша, пока я вожу игрушкой и отвлекаю его.
– Ну что могу сказать, все более чем хорошо, вирус подхватили, но организм быстро идет на поправку.
Пока врач говорит, Брошку заинтересовывает ее стетоскоп, малыш тянется пальчиками к нему и тянет на себя, за что врач легонько касается его носика:
– Врачом будешь, а, Игнат?
Мой сынишка смотрит на нее внимательно и отвечает, улыбнувшись щербатым ртом:
– Вавтононщиком…
Врач приподнимает брови, не ожидая от малыша такого, треплет его по темным волосикам.
– Крепкий малыш. Быстро идете на поправку.
Брошка отворачивается от врача и принимается играть со своими машинками. Он у меня собирает только маленькие модели, большие его не прельщают, водит ими по своей кроватке.
– Доктор, а судороги? Это не опасно?
Качает головой.
– Все необходимые анализы мы взяли, обследования прошли. Все в пределах нормы. Дети часто реагируют на высокую температуру судорогами. Такое бывает. С возрастом проходит.
Женщина уходит, а мы остаемся в больнице еще на пару дней, до полного выздоровления, так сказать.
Мой день становится насыщенным и заполненным заботами о моем мальчике. Нас допускают к прогулкам по внутреннему дворику клиники и малыш во всю качается на качелях.
– На… смотли, птицка, – выдает Игнат и тянет пальчик в сторону деревьев, на которых заливисто поет соловей.
Улыбаюсь ему, касаюсь темных волос, и сама слушаю щебет.
– Это соловей. Причем, знаешь, поют только самцы, так они привлекают свою пару.
Я всегда поясняю сыну информацию, общаюсь как со взрослым и понимающим, что действительно так. Игнат смотрит на меня серыми глазами, насыщенными, обрамленными темными ресничками, на щечках играет мягкий румянец.
– Пойдем гулять…
Выдает опять и спускается с качелей, беру за руку сына, мы ступаем по дорожке, территория довольно большая, с игровой зоной и деревьями. Это не столько внутренний дворик, сколько небольшой парк.
Игнат в какой-то момент просится на руки, и я поднимаю малыша, он обнимает меня за шею и все мои тревоги уходят, опять начинает вести песню соловей и мы замираем на месте, прислушиваемся.
Сын запускает пальчики в мои распущенные волосы, играет с локонами. Привычка у Игната такая. Еще когда только родился и я поднесла его к груди, малыш схватил в кулачок мой локон, а когда попыталась отнять, захныкал, отказавшись сосать грудь.
Пришлось подчиниться, как сказала тогда бабушка, наблюдающая за нашим кормлением:
– Характерный малыш растет у тебя. Сложно будет.
– Почему так считаете, Татьяна Алексеевна, нам же всего ничего, только родился? – удивляюсь, поднимаю взгляд на бабушку моего фиктивного мужа.
Бабуля улыбается на мой вопрос и отвечает совсем тихо:
– Мужика еще в пеленках видно, да и пусть сложно, зато надежным вырастет… – бабушка отворачивается, но я замечаю, как начинают блестеть ее глаза, трагедию с собственным внуком она воспринимает остро.
– Пойду приготовлю тебе супчик на курином бульоне, тебе силы нужны…
Воспоминание развевается, и я целую своего малыша в щеку.
– Скоро домой уже пойдем, хочешь к ба?
На что Игнат выдает тихое:
– Ла, – вместо «да».
– Я тебя люблю. Сильно. Не пугай так больше мамочку…
Выдаю мысли вслух.
– Ибуду! – выдает малыш вместо «не буду», сильнее тянет меня за волосы и заставляет вскрикнуть, а затем рассмеяться:
– Шалун ты, Игнатушка, – выговариваю и оборачиваюсь с малышом на руках, чтобы продолжить нашу прогулку, как вдруг каменею, леденею, застываю на месте, прижимая к груди сына…
Передо мной стоит Баграт. Высокий. Широкоплечий. Я будто нахожусь в состоянии полусна, когда реальность смазывается. С трудом до меня доходит происходящее. Наблюдаю за Умаровым.
На нем сорочка с закатанными рукавами и джинсы. Редко когда Биг Босс допускает подобный вид. Вернее, так было три года назад. Как сейчас, я не знаю.
Высоченный. Крепкий. Взбитый. Модельная стрижка, трехдневная щетина. Мы не виделись несколько дней.
И он словно изменился за этот короткий промежуток еще больше.
Баграт смотрит так, что меня всю обдает жаром, и я на автомате прижимаю сына сильнее к себе, да еще и кладу руку на головку, Игнат утыкается носиком мне в шею, щекочет дыханием.
– Мне сказали, что вам значительно лучше и Айболит вас выписывает, – выговаривает спокойно и делает шаг в нашу сторону, надвигается.
Жесткие черты лица сейчас подчеркнуты щетиной, брови сведены на переносице. Взгляд пронизывающий, цепкий. Он словно захватывает меня в плен, прибивает к месту, не дает шелохнуться.
Еще один шаг и Умаров становится вплотную к нам с сыном, а я запрокидываю голову и смотрю, смотрю в его глаза, которые вспыхивают и темнеют, зрачки опять пульсируют, расширяются и сжимаются в точки, которые словно поглощает серебристая радужка.
Застываю как перед обрывом. Делаю вдох и забываю про выдох…
Бросает в жар, от Умара идут волны, которые заставляют подчиниться. Будто он пытается проникнуть в мои мысли, а я боюсь.
Боюсь его такого серьезного, взрослого, мужчину с невероятными возможностями.
Я мать, а он – никто. Это по закону. Я знаю свои права. Мне известно, что он может доказать свое отцовство только в суде, но…
Это же Баграт Умаров. Одно его решение, щелчок пальцев и меня могут лишить родительских прав. Найдется за что. Большие деньги решают все проблемы.
А Умаров…
Господи.
Кто я против него? Что значит мое слово против его решения?!
– Почему молчишь, Надежда? – задает вопрос хрипловатым голосом, бархатным, пробирающим. – Вам лучше?
На глазах наворачиваются слезы, начинаю дрожать как осиновый лист. Чувствую свою уязвимость и ведусь на гипнотический взгляд Баграта.
– Н-нам… лучше… – выдыхаю едва слышно.
Игнат чувствует мою тревогу, начинает капризничать, хочет повернуться, но я отчаянно прижимаю своего малыша к себе.
Животный страх просыпается в груди.
– Покажи мне мальчика, Надя, – выдает спокойно, а я чисто на инстинктах цепляюсь за сына и выдыхаю:
– Что тебе нужно от меня, Баграт?! Оставь меня в покое! Я отработала долг.
– Отработала?! – вскидывает бровь и что-то дьявольское проскальзывает на дне глаз, порочное, темное, жадное.
Сглатываю слюну, а Баграт начинает обходить меня, чтобы увидеть Игната, я
