Елистратов сел в свою машину, когда Журавлев уже не ощущал собственных конечностей. Машина дернулась и рванулась с места. Вадим слышал, как известный всему городу опер разговаривал сам с собой, используя речевые обороты и слова, далекие от литературных. Вряд ли у них получится душещипательный разговор. Что называется, попал не в ту струю. С другой стороны, ожидая ближайших событий, трудно предположить, что настроение у начальника улучшится.

Машина неслась на высокой скорости, а это значит, внимание водителя сконцентрировано на дороге. Самое время высунуть нос, если только не запутаться в собственных ногах.

Получилось не столь эффектно, как у Лики: он успел застрять, зацепиться карманом за дверную ручку, выронить пистолет, перехватить его и, наконец, принять угрожающую позу. Елистратов в то же время успел затормозить и выхватить свой пистолет, но не успел обернуться. Налетчик опередил его на пару секунд.

— Брось, подполковник, проиграешь! Стоит ли рисковать жизнью из-за маньяка?

— Не стоит. — Елистратов положил пистолет на соседнее сиденье. — Тебе опять понадобилась моя машина, Журавлев? Или совсем припекло?

— Нам всем припекло. Кровавый денек. Я в долгу перед тобой, Глеб. Но мне не хватает кислорода и света, а в потемках блуждать не люблю.

— Вряд ли я смогу быть фонариком в твоих руках. Меня отстранили от следствия. Слежу за порядком на улицах. Духонин сам ведет все дела.

— И давно он продался бандитам в белых перчатках?

— Ты можешь это доказать в суде? Говорить можно что угодно. Разговоры к делу не пришьешь.

— Где мой пистолет, Глеб?

— У Духонина в сейфе, там же, где и остальные материалы.

— Сегодня из него убита моя бывшая жена и ее нынешний муж. «Вальтер» ни с чем не спутаешь.

— Твое недовольство мне понятно. Но, судя по протоколам, картина другая. Оружие не найдено, а в квартире полно твоих отпечатков. Я думаю, что ты получишь свой «вальтер», когда его найдут у тебя в кармане в момент ареста.

— Она меня ждала, и об этом знали. Ради ловушки их убили.

— Не спорю. Духонину не хватило расторопности взять тебя. Пока гуляешь на свободе, постарайся, чтобы никто и нигде тебя не ждал. Пожалей людей.

— Значит, и ты смирился с системой?

— Я в ней живу. У каждого свой аквариум. Но если они не бросили «вальтер» в доме твоей жены, то он Духонину еще нужен. Ты должен помнить об этом.

— Следовательно, главный покойник еще ждет встречи со мной и с вами? Там и найдут дымящийся ствол. А как же твой протокол моего обыска на шоссе? Ты же конфисковал мой пистолет!

— Дело у полковника. А он, как хороший портной, из любой тряпки сошьет костюм по размеру. Протокол составлял капитан Сухарев. Он может переписать его под диктовку Духонина, если уже не сделал этого.

— Хочешь остаться в стороне, Глеб? Духонина скоро катапультируют из его кресла. Он уже по уши в дерьме, а ты займешь его место с чистыми ручками. Совесть мучить не будет? Или в вашем аквариуме такими понятиями не апеллируют?

— Я знаю свои возможности, детектив. Мне такую махину не остановить. Перемелют вместе с костями, а в кресло Духонина пришлют марионетку из Краснодара. Все просто, как дважды два. И потом, думаю, ты забрался ко мне в машину не для того, чтобы читать мораль и перевоспитывать меня.

— Ты прав. Я стараюсь браться только за реальные дела. Мне нужно знать место, где убит Родион Омельченко — обозреватель из Краснодара.

— В гостинице «Магнолия» сегодня утром. Ему и местной шлюхе перерезали горло. Думаю, на тебя эту смерть вешать не станут. Это убийство даже по сводкам не проходит.

— Что-нибудь нашли при нем?

— Нет. Обыск в номере провели до обнаружения трупов. Кажется, ты заинтересовался конвертами? У Омельченко ничего не было — ни в брюках, ни под ними.

— А должно быть. В шесть утра некуда сбагрить депешу, — задумчиво протянул Журавлев.

— Значит, она досталась тем, кто ее искал. Хотя вряд ли. Я знал Омельченко. Хитрый и очень осторожный тип. Такой под гостиничный ковер ничего прятать не будет.

— А тебе не кажется, Глеб, что смерть редактора Таманцева на шоссе, гибель адвоката Садальского, убийство обозревателя Омельченко — звенья одной цепи? Сюда надо прибавить расстрел Артамонова, шофера Зернова, возле кафе «Старый базар» и убийство самого Зернова.

— Зернов умер от сердечного приступа. Похороны намечены на воскресенье. Но так захотели родственники.

— И ты веришь в его смерть по болезни?

— Я занимаюсь порядком на улицах, Журавлев.

— Мне казалось, Глеб, ты из тех, кто способен выскочить из-под красных флажков, и мы могли бы объединиться. Не думаю, что роль постового тебе по душе. Не тот опыт, и не та натура. Подумай над этим. Постараюсь вскоре объявиться на твоем горизонте. Будь готов к ответу.

Журавлев вышел из машины и пересел в ту, что стояла позади «волги», багажник к багажнику. Елистратов видел в зеркало заднего обзора, как «шкоду» с выключенными огнями словно ветром сдуло с места. Значит, парень нашел себе компаньона, и подполковник про себя отметил этот факт особо.

Лика прекрасно водила машину, но Журавлев не торопился раздавать ей комплименты. А она лезла из кожи вон, чтобы партнер мог по достоинству оценить ее.

— Куда мы едем? — тихо спросила она.

— Надо решить кое-какие мелкие задачки. Для начала купим фотоаппарат «полароид», чтобы делать моментальные снимки.

— Боже! Он стоит бешеных денег!

— Факты, запечатленные на фотографиях, стоят еще дороже. Я хочу навестить Зернова в больнице. Послезавтра его похоронят, и он унесет тайну своей болезни в могилу. А по ходу неплохо бы перекусить и узнать адрес больницы знаменитого профессора Веймера.

Начался дождь. Настоящий южный ливень.

— Ну а как тебя встретил Елистратов? — спросила Лика. — Вы уже с ним стали друзьями?

— На подполковника напала хандра. Парня вышибли из седла, и он обиделся на весь мир, сгорбился, кончиком носа об асфальт чиркает. Скучно с ним.

— Бедняжка! Опутали паутиной, и он уснул. Ничего, скоро паутина раскалится, как спираль у электроплитки, и он засуетится. То ли дело — мы! Прыгаем и скачем на раскаленной паутине, как на батуте. Вот поэтому тебе и скучно с ним. Разный температурный режим. Странно, что ты его не подпалил своим азартом. Ты такой заразительный.

— Мели, Емеля, — твоя неделя. Язык без костей.

— Это от счастья общения с тобой, Дик. Ты непревзойденный собеседник.

Лика остановилась у кафе с подходящим названием «Боевой петух».

— Сидите здесь, великий Шерлок Холмс. Ужином угощаю я. К тому же моих портретов не печатают в газетах… Пока не печатают.

— Брось свои бабские штучки.