И снова Миколайчик понял, что его попытка свести все вопросы к политическим дискуссиям, провалились. Ладно, опять не вышло… И он круто изменил тему беседы.

— Я хотел бы просить маршала Сталина оказать помощь полякам, борющимся в Варшаве.

— О какой же помощи идет речь? — спросил Сталин.

— Речь идет о помощи оружием. Дело в том, что немцы сейчас не так сильны, чтобы выбросить поляков из тех районов Варшавы, которые они занимают. Поляки нуждаются в оружии для того, чтобы продержаться.

Продолжая спокойно прохаживаться по своей привычке по просторному кабинету и попыхивая трубкой, Сталин произнес:

— Все это начинание с восстанием польской подпольной армии в Варшаве — дело нереальное. Так я считаю. У восставших нет оружия, в то время как немцы только в районе Праги имеют три танковые дивизии, не считая пехоты. Немцы просто перебьют всех поляков. Просто жалко этих поляков…

Советские войска форсировали Вислу в районе ее слияния с рекой Пилицей и установили на другом берегу Вислы плацдарм 30 километров длиной и 25 километров глубиной.

Вначале дела шли хорошо, но немцы перебросили в район нашего плацдарма две танковые дивизии. Советские войска, конечно, преодолеют сопротивление немцев и возьмут Варшаву, но это потребует времени…

Оружия нам не жалко. Мы можем предоставить полякам оружие — как пулеметы, так и противотанковую артиллерию, но встает вопрос, как это сделать. Тяжелые орудия нельзя сбросить с самолетов. Кроме того, нет уверенности в том, что это оружие не попадет в руки немцев, если оно будет сбрасываться над районом города. Имеются ли в городе места, где можно сбросить оружие?

Миколайчик не знал подлинного положения вещей в Варшаве, тем более мест расположения повстанческих сил. Но он с полной уверенностью ответил Сталину:

— Такие места есть, только сейчас он затрудняется их назвать. В штабе командующего польскими войсками в Варшаве имеется советский капитан Калугин. (Тогда именно впервые прозвучала эта фамилия. Только откуда Миколайчик, находившийся все это время в Москве, прибывший туда еще до начала восстания, знал об этом человеке? Но к этой личности мы еще вернемся.) Он хотел бы связаться с маршалом Рокоссовским для того, чтобы дать ему необходимые сведения. Я лишь знаю только, что имеется место, где оружие, если оно будет сброшено, не может попасть в руки немцев.

Все это говорило о том, что действия Миколайчика, его запросы, были спланированы еще в Лондоне, до начала восстания, и он приехал в Москву, надеясь легко реализовать совместно с англичанами выработанные планы, навязать их Сталину.

Сталин с некоторым сомнение в голосе спросил:

— Можно ли этому верить?

— Да, — горячо подтвердил Миколайчик, — этому можно верить… — И тут же добавил, что речь идет о сбрасывании польским войскам в Варшаве ручных гранат, противотанковой артиллерии и боеприпасов.

— Что ж, — резюмировал Сталин, — сбросить оружие легко, так как наши войска находятся близко от Варшавы.

— Я был бы очень благодарен, — тут же вставил Миколайчик, — если бы маршал Сталин дал приказ Рокоссовскому это сделать.

— Но для этого надо иметь позывные сигналы и шифры, — заметил Сталин — Я, конечно, постараюсь сделать все возможное. Лучше всего было бы, если бы сбросить в расположение польских войск советского офицера для связи.

Стремясь закрепить успех, Миколайчик тут же поспешно проговорил: — В самое кратчайшее время я представлю все необходимые для этого данные.

— Тогда я сделаю все возможное, — заключил Сталин.

Основное было сказано, и теперь Миколайчик решил произнести несколько обязательных, необходимых для политика фраз общего значения. Он заявил, что, прощаясь с маршалом Сталиным, хотел бы выразить уверенность в том, что между Польшей и Советским Союзом будут установлены доверие и дружба. Это были обычные политесные слова, за которыми не было ничего. Но Сталин ответил на это вполне серьезно и обдуманно. Медленно прохаживаясь по кабинету и попыхивая своей трубкой, он спокойно говорил:

— Основой нашей политики является союз с Польшей. Необходимо, чтобы поляки поверили, что руководители нынешней России — не те, что были при царском правительстве. Руководители тогдашней России хотели покорить Польшу.

Наших политиков часто смешивают с царскими политиками. Это неправильно. У нас нет политики покорения каких-либо славянских народов. В этом смысле мы против славянофильства, которое предполагает, что Россия должна быть во главе славянских народов и что эти славянские народы должны быть угнетаемы Россией. Мы признаем равенство прав славянских народов.

Если польские руководители поймут, что советские руководители хотят установить дружбу между польским и советским народами и повернуть в этом смысле историю, то это будет хорошо.

Но я думаю, что нынешние польские деятели не верят этому, так как представители польского правительства, находящиеся в Польше, заявляют польскому населению, что немцы-угнетатели уходят, а приходят новые угнетатели — русские…

Растерявшийся от такого реприманда Миколайчик смог лишь пробормотать глупую фразу о том, что маршал Сталин имеет возможность завоевать сердца польского народа. Это прозвучало так беспомощно и даже жалко, что молчавшие до этого остальные члены польской делегации в смущении заерзали на своих стульях.

А Сталин, словно не услышав, спокойно продолжал:

— Польский народ не должен идти за Советским Союзом. Он должен идти вместе с Советским Союзом.

У польского народа свой путь, и у Советского Союза тоже свой путь. СССР не хочет, чтобы им руководила Польша. Польша не должна этого делать. Нужно, чтобы СССР и Польша шли вместе против общего врага — немцев, оказывая друг другу политическую, военную и экономическую помощь.

Если у Польши будет существовать союз с Советским Союзом, то никакие опасности не будут страшны. Польша должна также иметь союз с Англией, Францией и США.

Миколайчик тут же влез с комплиментом:

— Я благодарю товарища Сталина за эти слова в отношении Польши. У Польши нет намерения навязывать что-либо Советскому Союзу.

— Безусловно, — согласился Сталин — Мы не можем и не должны навязывать что-либо друг другу…

И продолжал:

— Стремясь к союзу с Польшей, советское правительство исходит