Со мной что-то происходит, трудно усидеть на месте. Лола занята делом — я подсмотрела на ее столе, когда та выходила: она, оказывается, в свободное время занимается одной очень интересной папкой с переводами, один такой перевод — с японского, как ни странно! — перепечатывает в четырех копиях с синей копировальной бумагой. Из «Майнити». Грандиозный проект постройки манильского галеона, пробуждается сознание и историческая память народа, почти сорок лет находившегося под управлением американцев. Что за самосознание воцарится в итоге — испанское, как до Америки, или филиппинцы вспомнят, что принадлежат, как и Япония, к азиатской семье народов?

А вот тут, в папочке, публикация «Лос-Анджелес таймс» на ту же тему и еще что-то о галеоне.

Об Эдди скоро будет писать весь мир. Молодец.

И черт с ней, с Лолой, если у нее есть свободное время — то пусть себе… А у меня это свободное время уж точно есть, и мне оно не нравится, что мне с ним делать…

Тут вдали раздается неизбежный свист ледяного завода.

Так, Матильда мне не нужна, до Августина десять минут, направо пешком по сказочной Калле Реаль, мимо китайских пещер с сокровищами и японских шпионов с их мороженым.

— Отец мой, я согрешила!

— Поскольку вы говорите это за десять ярдов до исповедальни, дочь моя, то грех, видимо, ужасен! А ваши блестящие глаза говорят о том, какой это грех. Признаки знакомые.

О чем он? Что за знакомые признаки?

— Я согрешила, две недели не видя вас.

— И только? Странно. Но отпустим. В исповедальне или вне ее. Я ужасно рад вас видеть, Амалия.

Отец Артуро и правда рад, он стоит у деревянной исповедальной кабинки номер двенадцать, под нефом, где Иисус умирает на кресте и где памятная плита неизвестного мне Хосе Фортиса.

— Отец Артуро, у меня благодаря мгновенно найденному вами офису столько дел… И я каждый день проезжаю мимо… Но сейчас одно из этих дел явно по вашей части. Отец Артуро, кто такие Урданета?

Если я ждала, что при этом имени он содрогнется и побледнеет, скажет «не произносите это так громко», то ждала напрасно. Он всего лишь пожал плечами:

— Ну старая семья местисо. Возможно, одна из самых старых в стране.

— Я столько раз слышала это слово — местисо…

— Хорошо. Я испанец из Барселоны. У меня нет примесей местной крови. А вот если бы я не был священником, женился бы здесь на филиппинке, а дети от этого брака вышли бы замуж за другую такую же семью, но с явными примесями китайской крови — внуки были бы стопроцентными местисо. Три крови. Классический рецепт. Нет никого в высшем классе здешнего общества, кто не был бы местисо и не знал бы всех остальных местисо.

— Так. Значит, Урданета…

— Да пойдемте, я все вам покажу. Может, и кого-то из них во плоти. Что-то Урданета в последнее время сюда зачастили.

— Что — их много?

— Семья, по местным понятиям, это человек пятьсот. Но сюда ходит один молодой человек, выпускник Атенео, между прочим, и еще две дамы. Ну по праздникам, не сомневаюсь, их тут десятки, и все Урданета. Вот сюда… И сразу направо и вверх…

«Какие еще две дамы из рода Урданета?» — думаю я.

— Отец Артуро, а этот молодой человек — он точно Урданета?

— Да, да, это известно, в Атенео не берут непонятно кого…

Мы идем по чуть покосившимся, протоптанным за века плитам на громадную лестницу вверх, в совсем другой Сан-Августин. Сначала — на хоры над церковью, к органу, отец Артуро показывает свою гордость, ноты в древнем фолианте, каждая размером с кошку: органист был почти слеп. Потом — нескончаемый ряд стрельчатых арок, внизу сад, дорожки, пальмы, тонкая струйка фонтана, почерневшие контрфорсы стен. Белые рясы монахов вдалеке.

И темные картины в залах, где даже днем светят люстры — старый хрусталь и серебро.

— Ну вот он, — говорит отец Артуро.

Брат Андрес де Урданета, читаю я металлическую табличку, вглядываюсь в это молодое лицо — длинный острый нос, очень высокий лоб. Это не воин, это нечто совсем другое.

— Так кем же он был? — тихо спрашиваю я.

— Урданета — его звали «тот, кто сумел вернуться»… Он был испанцем из Ордизии, штурманом и навигатором, Амалия. Одним из наиболее образованных людей своего времени. И — августинцем. Это самый старый здесь орден, который первым прибыл сюда, в шестнадцатом веке, сначала с Магелланом, а потом — с Легаспи, когда после Себу дело дошло до Манилы. Августинцы принесли сюда гуаву и кофе, апельсины, камоте и калабасу. Да и капусту с редиской тоже. И конечно, все документы о великих августинцах — здесь, у нас.

Я задумчиво глажу рукой раму в позолоченных деревянных завитушках. О, какое у него лицо — и почти ничего общего с Эдди, разве что кроме сверкающих глаз.

— И он вернулся… Откуда?

— Из Мексики. Архипелаг завоевывали из Мексики. Легаспи был военным командиром экспедиции, но ведь надо было, вслед за Магелланом, переплыть океан. Военных талантов тут недостаточно. А еще надо было понять, зачем переплыли. Галеонную торговлю начал Андрес де Урданета, дорогая Амалия. Китайский шелк и фарфор в обмен на американское серебро. Он создал первую карту отсюда через океан до Акапулько. И ведь как ни странно…

Отец Артуро тоже погладил раму рукой:

— Галеонов давно нет. Но — мексиканские доллары из тамошнего серебра веками были лучшей монетой восточного берега в Китае. И сейчас так! Они в обращении!

Мы тронулись обратно по пустым галереям.

— Ах, какие здесь карты, Амалия! — улыбался отец Артуро (улыбка его старит), меряя шагами камень коридоров. — На по-настоящему старых картах нет слова «Филиппины», поскольку так Легаспи переименовал страну позже, в честь инфанта Филиппа. А сначала — Архипелаг святого Лазаря, поскольку день этого святого — день открытия страны Магелланом, 16 марта 1521 года. Именовали как угодно: Лусонией, «островами без страха» — хотя там, где жили злые племена, там был «остров воров». Южный остров, Минданао, назвали сначала «Цесарея Кароли» в честь короля, отца Филиппа. А этот город — никакой Манилы, сначала его окрестили «Эль Нуэво Рейно де Кастилия». Хотите потрогать эти карты?

— Хочу, попозже… Но, отец Артуро, каким образом могла появиться семья Урданета, если брат Андрес был… монахом?

Отец Артуро даже не замедлил шага:

— Не будем скрывать, дорогая Амалия, что у многих священников из Испании здесь не только была незаконная семья — это и сейчас так. Семья потом могла испросить у губернатора милости присвоить ей имя истинного предка, тем более такого великого. Или тут у нас просто однофамильцы. Хотя у штурмана Урданеты могли быть и братья, кто это сейчас выяснит. Таких документов у нас нет. Есть совсем другие. Да вот хотя бы — этот архипелаг после Магеллана был известен в Испании как Западные острова, поскольку Магеллан плыл на запад, но в Португалии они назывались Восточными, поскольку португальцы плыли на восток…