Лестница, по которой следует он, приводит его в темную комнату, заставленную ящиками и коробками. Свет просачивается внутрь лишь сквозь двойную дверь из матового стекла, каковая, догадывается Закери, выведет его на волю. Другой двери, похоже, нет, но он все-таки оглядывается, на всякий случай.

Дверь заперта на несколько задвижек, но все они легко открываются, и требуется меньше времени, чем Закери ожидал, чтобы выбраться наружу, на холод. Идет легкий снежок, яркие снежинки, подхваченные ветром, кружат над ним, многим так и не суждено долететь до земли.

Несколько ступенек ведут в сад, где сейчас только лед и камни. От улицы сад отделен черной кованой оградой под стать решеткам на окнах. Калитка в глубине выведет в переулок. Закери идет к ней медленней, чем ему бы хотелось, однако парадные туфли его не годятся для бега по заледенелым камням.

Где-то далеко воет сирена. К ней присоединяется автомобильный гудок.

У калитки Закери сбивает со щеколды слой льда. Кажется, можно перевести дыхание.

– Уже уходите? – раздается вдруг голос из-за спины.

Закери оборачивается, не снимая руки со щеколды.

На ступеньках перед открытой дверью из матового стекла стоит дама-медведица, все еще в шубке, еще больше и в то же время меньше напоминающая медведицу, поскольку ласково улыбается.

Закери не отвечает, но и двинуться с места не может.

– Останьтесь! Выпьем по чашечке чаю! – светски-любезным тоном говорит дама, на первый взгляд, пренебрегающая тем фактом, что стоят они на снегу и гость застигнут на том, что глухой ночью уходит из дому с ворованной книгой.

– Поверьте, мне надо бежать, – отвечает Закери, сумев подавить нервный смешок, который готов был сопроводить это правдивое заявление.

– Мистер Роулинс, – говорит дама, спустившись на одну ступеньку, но этим и ограничившись. – Уверяю вас, мистер Роулинс, вы в безвыходном положении. Каких бы версий вы ни придерживались насчет того, что сейчас здесь происходит, чью бы сторону вас ни уговорили принять, поверьте, вы ошибаетесь. Вы влипли в историю, в которой вам делать нечего. Прошу вас, вернемся в дом, выпьем чаю и побеседуем, а потом можете отправляться. В качестве жеста доброй воли я оплачу вам обратный билет в Вермонт. Вы вернетесь к своим занятиям, и мы сделаем вид, что ничего этого не было.

У Закери все кипит в голове от разноречивых вопросов. Кому верить, что делать, как его угораздило, почти ничего не зная, влипнуть со всеми потрохами неизвестно во что, и все это в один вечер. Строго говоря, нет никаких весомых причин доверять Дориану больше, чем этой женщине. Ответов на все эти вопросы у него нет.

Но один все-таки есть, и вот он позволяет очень легко принять решение здесь, сейчас, на снегу.

Ни под каким видом не собирается он вернуться в Вермонт и жить дальше, притворяясь, что ничего этого не было. Сейчас – ни за что.

– Со всем уважением вынужден отклонить ваше приглашение, – говорит он, дергает на себя калитку, и та распахивается, обдав его снегом и льдом.

Не оглянувшись на даму, которая по-прежнему стоит на ступеньках, он бежит по проулку со всей прытью, какую допускает его непрактичная обувь.

В конце проулка обнаруживается еще одна калитка, и, возясь с защелкой, он замечает Дориана, который, как обещал, стоит через дорогу, спиной прислонясь к стене, и в свете открытого на углу по сию пору бара глубоко погружен в “Сладостные печали”, и при том хмурится, читая, в манере, которую Закери находит знакомой.

Наплевав и на инструкции Дориана, и на правила уличного движения, Закери напрямик перебегает пустынную улицу.

– Разве не говорил я вам. – начинает Дориан, но закончить Закери ему не дает.

– Я только что отклонил приглашение на чай, сделанное с целью нагнать на меня страху. Приглашение поступило от седой дамы в белой шубке, которая, смею думать, наверняка вам знакома. Она точно знает, кто я такой, так что нечего тут туман наводить, вряд ли это все такая уж тайна!

Дориан прячет книгу в карман, бормочет что-то на языке, которого Закери не распознает, скорее всего, бранится, и с поднятой рукой идет к проезжей части. Это он такси подзывает, с задержкой соображает Закери.

Они усаживаются в машину так торопливо, что Закери не успевает спросить, куда, собственно, они направляются, но Дориан просит шофера доставить их к Центральному парку, на угол Восьмой авеню и Семьдесят седьмой улицы. После чего вздыхает и упирается лбом в ладони.

Когда они отъезжают, Закери, обернувшись, смотрит назад. На углу стоит молодая женщина в темном пальто, накинутом на длинное платье. Сказать, видела она их или нет, с такого расстояния невозможно.

– Книга с тобой? – спрашивает Дориан.

– Со мной, – отвечает Закери. – Но отдам я тебе ее только тогда, когда ты расскажешь, зачем мне пришлось это делать.

– Затем, что я тебя вежливо попросил, – говорит Дориан, и почему-то эти слова не злят Закери так сильно, как можно было бы ожидать. – И затем, что книга принадлежит мне, а не им, насколько вообще книга может кому-то принадлежать. Я добыл твою для тебя, ты – мою для меня.

Закери наблюдает за Дорианом, а тот смотрит в окно на то, как идет снег. Выглядит он усталым, даже измученным и еще, пожалуй, печальным. Бумажный цветок по-прежнему торчит из его петлицы. Закери решает пока что насчет книги оставить его в покое.

– Куда мы едем? – спрашивает он.

– Нам надо добраться до двери.

– А тут есть дверь?

– Должна быть, если Мирабель выполнит свою часть договора, и никто ей не помешает. Но нужно успеть туда раньше них.

– Почему? Неужели они тоже туда хотят?

– Нет, насколько я знаю, – говорит Дориан. – Но они не хотят, чтобы мы попали туда, не хотят, чтобы там кто-то бывал. Ты хоть представляешь, как легко уничтожить нарисованную краской дверь?

– А это легко?

– Да. Всего-то и нужно, что закрасить ее другой краской, и краска у них всегда с собой.

Закери смотрит в окно на дома, мимо которых они едут, на то, как снежинки, накапливаясь всюду, где можно, оттеняют собой вывески и ветви деревьев. Видит впереди небоскреб Эмпайр-стейт-билдинг, ярко-белый на фоне неба, и осознает, что понятия не имеет, который теперь час, но ему до такой степени это неважно, что он даже не станет смотреть на часы.

С телеэкрана в салоне такси доносится болтовня о политических новостях и кинопремьерах, и Закери, протянув руку, убирает звук, ему все равно, что происходит в мире, реальном или вымышленном.

– Вряд ли у нас есть время заехать в гостиницу и забрать мою сумку, – говорит он, и без того зная ответ, но контактные линзы уже натрудили ему глаза.

– Я позабочусь о том, чтобы ты как можно быстрей со своим имуществом воссоединился, – уверяет его Дориан. – Я знаю, у тебя тьма вопросов. Я постараюсь на них ответить, как только мы будем в безопасности.