— Итак, — начал он тихо, когда мы заняли свои места, — ты отметелил-таки Кошкина. Не могу сказать, что это было сильно умно, но как мужик мужика я тебя понимаю. Вот только перестарался малость. Больница — это серьезно. Адвокат он хороший, так что засудит тебя, и к гадалке не ходи. Одним увольнением не отделаешься. Как защищаться планируешь?

— Да с чего вы все взяли, что я его избил? Ему просто плохо стало вчера, а отчего — не знаю.

— Угу, — недоверчиво хмыкнул Тихонов. — Наверное, съел что-нибудь. Но как-то очень вовремя у него это проявилось — когда вы одни были. И ты на следующий день тоже просто так увольняешься. Мне-то горбатого не лепи!

Его недоверчивость одновременно и раздражала, и приводила в отчаяние: коли уж я своего друга убедить не могу, то что об остальных говорить? Если сейчас продолжать настаивать на своей версии, он еще, чего доброго, обидится. Нет, хотя бы часть правды сказать придется.

— Ладно, слушай, — сказал я, понизив голос до предела. — Вчера мы с ним крупно повздорили, хотя и без рукоприкладства. Поверь, я его не бил. Правда, только потому, что прекрасно понимаю описанные тобой последствия такого поступка. Другое дело, что работать с этим козлом больше не собираюсь.

— А в больницу он из-за чего угодил?

— Не знаю, Мишка, ей-богу, не знаю! Может, печенку в выходные надорвал, а может, у него приступ аппендицита был… Я же не врач.

Он покачал головой и принялся за еду. При этом мне казалось, что я слышу скрип шестеренок в его мозгу. К тому времени, как мы доели суп, у него, кажется, созрело какое-то решение, и оно, похоже, было в мою пользу.

— И чем теперь заниматься думаешь?

— Сестренка в свой банк обещала устроить делопроизводителем.

— Нормально, — с неожиданной тоской в голосе выдохнул Мишка. — Знаешь, я тебе даже слегка завидую… Однако для таких разговоров не место и не время, — быстро закруглился он, бросив взгляд куда-то мне за спину.

Там, очевидно, появился кто-то из наших, чему я был искренне рад: теперь хотя бы удастся спокойно закончить обед.

Естественно, не обошлось и без нового раунда уговоров, на этот раз со стороны Виктора Андреевича Шелехова, у которого я непосредственно стажировался. Этот раунд был еще более долгим и тяжелым для меня, так как к этому человеку я относился нормально и в принципе был не прочь и дальше работать под его началом, если бы не Э-магия. Шелехов, со своей стороны, заявил, что видит во мне будущего перспективного адвоката, и просил не приносить себя в жертву обстоятельствам. Знал бы он, что это за обстоятельства, думаю, не был бы столь настойчив. Потратив на бесполезный разговор около часа времени и несколько тысяч нервных клеток, я наконец смог приступить к завершению своих текущих дел.

Ну и, разумеется, по закону жанра на десерт мне досталась Лена Медникова. Ее рабочий день заканчивался, и она решила-таки со мной попрощаться. Я, честно говоря, надеялся, что она не подойдет, ибо все резервы моей стойкости были практически истощены, так что риск просачивания Э-волн существенно возрос. И хорошо, если просочится положительная, а ну как отрицательная? Это меня чрезвычайно беспокоило: ведь разговор наш мог повернуться всяко. Я уже понял, что едва ли не три четверти сотрудников считают меня непосредственным виновником неожиданной болезни Олега Кошкина. С чего бы ей быть исключением? Тем более что она к нему неравнодушна.

— Значит, увольняешься? — весьма неоригинально начала она разговор.

— Да.

— Это из-за меня?

— Твое влияние на мою жизнь гораздо меньше, чем тебе могло показаться. Эти выходные — перевернутая страница, и я, как видишь, не застрелился. Есть ряд причин, вынуждающих меня поступить таким образом. И ты в данном списке не числишься.

Резковато получилось, согласен, но мои действия были направлены на скорейшее свертывание опасного разговора. Ведь даже такие слова были много лучше отрицательной Э-волны, на которую она могла нарваться.

Лена дернула было плечом, и я надеялся, что за этим последует гневный уход, но ошибся. На сей раз она была намерена кое-что у меня выяснить, а потому заканчивать разговор раньше времени не желала.

— Мне кажется, это ложь. Если ты перевернул страницу, тогда что случилось с Олегом?

— Я не врач, а потому затрудняюсь поставить диагноз.

— То есть ты тут ни при чем? — недоверчиво спросила она.

— Именно так. Ему поплохело внезапно. Я, конечно, вызвал «скорую», и его увезли. Тут и рассказывать нечего. Ты меня в чем-то обвиняешь? Тогда сходи в больницу и справься у врачей на предмет наличия у твоего разлюбезного Кошкина телесных повреждений. А то мне, честно говоря, подобные инсинуации уже порядком надоели.

— Ладно, не злись, — примирительно сказала она. — Просто слухи ходят… А то, что известно мне, вполне укладывается в эту версию. Вот я и решила выяснить.

— Проехали, — нейтральным тоном отозвался я.

— Может, ты все-таки зря уходишь?

— Нет, Лена, не зря. Это единственный приемлемый выход. Я не могу тебе ничего рассказать, поэтому просто поверь мне на слово.

— Жаль, ты хороший парень.

— Думаешь, я этого не знаю? — грустно улыбнулся я.

— Желаю удачи на новом месте, где бы оно ни было.

— Спасибо. Тебе тоже всего хорошего.

Мое пожелание было приправлено легонькой положительной Э-волной. Небольшая привилегия Э-мага — его хорошее отношение выражается более существенно, чем у обычного человека.

А вечером в этот день меня ждали интересные новости. Но если первая была вполне прогнозируемой, то вторая оказалась совершенно сногсшибательной. Алена вместе с мамой навестили сегодня отца и сообщили мне, что его выписывают через два дня. Врачи теряются в догадках: полное исцеление. Анализы не показывают и следов заболевания. Я, как мог, постарался изобразить удивление, а восторг получился без всякого труда. Но это было еще не все. Произошло нечто, из-за чего впала в ступор вся кардиология, а следом за ней и остальная больница. Дело в том, что подобный эффект спонтанного исцеления проявился у всех пациентов кардиологического отделения, включая тех, кого списали в безнадежные. У этих последних, впрочем, излечение не было абсолютно полным, но состояние из ахового превратилось во вполне приличное.

Новость ошеломила даже меня, хотя я догадывался о возможной причине этого чуда. Однако масштабность происшествия просто не укладывалась в голове: если такое сотворил всего один импульс моей Силы, направленный на исцеление отца, то возможности Э-магии значительно шире, чем мне до сих пор представлялось.

Теперь задача создания внутренних «закромов», в которых можно накапливать впрок (разумеется, по отдельности) положительную и отрицательную эмоциональную энергию, стала еще более актуальной. Глупо разбрасываться такой мощью. Положительную энергию сверх потребной выплескивать жалко, а отрицательную — страшно. Трудно представить, что было бы, соверши я выброс негативной волны такой же мощи, как позитивной при исцелении отца!