В анархистский период своего творчества (1905–1908 гг.) он оставался кантианцем. С кантианским влиянием связан такой элемент в его мировоззрении, как признание необходимости существования метафизики, особой области знания, «возвышающегося над ограниченным опытом одной только науки». Вклад же в развитие анархической теории Толстого и Кропоткина он рассматривал как равноценный.

В качестве ведущего фактора общественного развития Книжник рассматривал эволюцию этических идей человечества. Даже участие в классовой борьбе (поскольку «класс» – понятие «сверхэгоистическое»), полагал он, уже означало наличие у человека альтруистического и идеалистического мировоззрения. Отсюда Книжник делал выводы, что идеи анархизма не являются достоянием какого-либо класса и потому анархистская социальная революция может быть поддержана, независимо от классового положения, даже выходцами из буржуазии, принявшими новую альтруистическую анархистскую этику. «Каждый день […] – писал он, – дает нам примеры людей, принадлежащих к классу узурпаторов капитала и власти, но благодаря умственному и нравственному просветлению […] борющихся против эгоистических интересов своих кровных родных и вчерашних друзей вместе с насильственно обездоленным пролетариатом».

С этой точки зрения Книжник признавал прогрессивное значение религии для распространения идей социального равенства и справедливости: «Мне тогда казалось, что и религии вели иногда народ к прогрессу и даже к коммунизму, как в эпоху английской революции или еще раньше в эпоху Фомы Мюнцера и „таборитов“». Истинная сущность религиозного мировоззрения, полагал он, заключается в распространении «сверхразумной уверенности, что какая-то высшая сила даст конечную победу нашим лучшим стремлениям вопреки видимому торжеству зла в современной нам действительности». Отождествление религии с господствующими конфессиональными иерархическими организациями Книжник считал неправомерным. Он призывал установить равную свободу обоснования анархо-коммунистических идей с точки зрения религиозных, философских и научных течений. Также он полагал необходимым для анархистов отказаться от распространения атеистических идей, признавал допустимым явлением сохранение в анархическом обществе мистических и религиозных воззрений, лишенных «внешнего иерархического церковного аппарата, который делает теперь из всякой религии гасительницу разума и совести».

Сохранял он особую позицию и в вопросе об устройстве безвластного общества. С одной стороны, Книжник признавал основные положения анархического коммунизма. С другой стороны, считал необходимым для экономии производительных сил сохранить централизацию производства в масштабах регионов, страны и мира в целом. Также он считал прогрессивными, служащими экономии сил и рабочего времени такие явления индустриально-капиталистического общества, как концентрация производства при максимальном сокращении числа работников, вытеснение мелкой промышленности крупными предприятиями, и наконец, – разделение труда при ограничении роли работника исполнением одной из многочисленных операций. Книжник-Ветров допускал «самую сложную централизацию» вообще в любой сфере «всякий раз, когда это для интересов хозяйства и культуры оказывается необходимым», но подчеркивал, что такая система может быть установлена только «по вольному соглашению», если не будет противоречить «интересам личной свободы». Эти выводы были подвергнуты критике Кропоткиным, заявившим, что централизация «приведет к захвату власти центральным хозяйственным аппаратом».

Большое внимание Книжник уделил осмыслению правовых основ анархического общества. По его мнению, главной причиной социального неравенства и несовершенства современного права являются войны. Господствующие же сословия имели источник своего происхождения среди военной элиты. К числу факторов, обусловивших недостатки правовых систем, построенных на принципе власти, Книжник относил: «криминализм» – существование профессиональных защитников закона в лице полиции, судебных чиновников, адвокатуры, по своей материальной зависимости от роста преступности заинтересованных в ее существовании; существование церкви, контролирующей сознание верующих; массовое невежество, связанное с отсутствием общедоступного качественного образования; заблуждения большинства людей, признающих необходимость существования государства и церкви. Он выступал сторонником правовой системы, основанной на идеях естественного права. В духе анархической теории признавал существование «основных и неотчуждаемых прав человеческой личности», среди которых основное – равное право на жизнь, с всеобщей обязанностью труда для зарабатывания средств к жизни. Предполагая отмену права частной собственности на средства производства, Книжник предлагал сохранить его в отношении «совершенно индивидуального, личного владения, распоряжения и пользования вещами», подразумевая продукты личного труда человека. Книжник призывал сохранить в будущем обществе семью как институт воспитания детей. Наказания же преступников должны были заменить «лечение и нравственное влияние общественного мнения».

По отношению к национальному вопросу он занимал космополитическую позицию. По мнению Книжника, рост и усложнение многообразных потребностей личности, среди которых на первом месте – «нужда […] в общении и сотрудничестве с другими людьми», ведут к постепенному и последовательному преодолению ограниченности национальных культур, их синтезу. К числу факторов, способствующих интернационализации культурного наследия народов мира, преодолению национальных и расовых различий, он относил технический прогресс (в частности, развитие путей сообщения), рост числа смешанных браков. Так, Книжник писал: «Потребность людей во взаимном общении переросла в настоящее время условные границы государств, и даже самые закоренелые, узкие патриоты нашего времени не станут утверждать, что надо прекратить всякие отношения с иноземцами, упразднить изучение иностранных языков, обычаев, литератур. […] Общение между всеми людьми земного шара происходит уже не только на почве торговли. Устанавливается мало-помалу общение кровное, так как нередки случаи женитьбы представителей разных рас, порождающих новые смешанные расы, объединяющие резкие противоположности, затем возрастает и общение духовное, взаимное проникновение между различными языками, обычаями, изобретениями и открытиями, равно как и произведениями искусств».

Если у Кропоткина Книжник заимствовал идеал будущего общественного устройства, то у Толстого – идею ненасильственного сопротивления как основного средства борьбы. Влияние анархо-синдикализма сказалось в признании методов экономической борьбы. При этом Книжник отвергал террор, как метод, противоречащий задаче «духовного подъема» и «культурного возрождения» личности, исторически насаждаемый скорее государством, нежели революционным движением. На его взгляд, идеал анархического общественного устройства, основанного «не на принуждении, а на внутреннем убеждении его членов в разумности и удобстве этого строя», отвергает правомерность насильственной революции, отождествляемой с «убийствами и грабежами». Как наиболее важное средство сокрушения государства Книжник рассматривал пассивное сопротивление («отказы от военной службы», от участия в структурах власти и от сотрудничества с ними). Сделавшись массовыми, такие акции подорвут армию, полицию и суд. Тогда станет возможной победа социальной революции в форме всеобщей экономической стачки, сопровождающейся захватом рабочими предприятий и земли – крестьянами.