— А может быть, вообще никого не было?

— Не знаю. Но… Мне сегодня гораздо лучше, я оделась, вышла на улицу, постояла немного у подъезда. Меня видели люди. Да. Наши соседи, муж с женой. Они меня видели.

— Ну и что?

— Значит, я выходила из дома. А если выходила, значит, и возвращалась.

— Это уж точно. Поскольку вы сейчас дома. Вы ведь из дома мне звоните? Или по мобильному?

— Как вы можете!

— А что?

— Я же ненавижу мобильные телефоны!

— Бывает. Послушайте, может быть, у вас что-то пропало?

— Пропало?

— Ну да. Если этот мужчина стоял в вашей комнате у письменного стола, значит, он что-то искал?

— Но что у меня можно искать? Денег больших в доме нет, драгоценности пропали.

— Вы вообще-то как, Марина Сергеевна?

— В каком смысле?

— Я в том смысле, что ваш адвокат настаивает очень на принудительном освидетельствовании вас врачом-психиатром.

— И что будет, если он меня освидетельствует?

— Это ему решать.

— Меня могут направить на принудительное лечение?

— Ну зачем вы так? Вы женщина обеспеченная, ляжете в хорошую, дорогую клинику, о вашем наследстве Цимлянский позаботится. Я так понял, что он хочет опекунства над вами. Просто-таки усиленно этого добивается под предлогом вашей от нас защиты. А вы куда предпочитаете, Марина Сергеевна, в психушку или в тюрьму?

— Я хочу остаться дома.

— Ну это вряд ли. Не повезло вам с наследством. Уж очень деньги огромные. Я так думаю, что в клинике вам будет гораздо лучше.

— В вашем голосе звучит откровенная ирония.

— А как вы хотели? Ваши поступки последнее время очень странные, Марина Сергеевна.

— Поступки?

— Цимлянский говорит о каком-то завещании. Будто бы вы решили оставить свои деньги ребенку, который еще не родился. Согласитесь, что завещать огромные деньги плоду, которому во чреве матери еще только пара месяцев, это не совсем…

— Это мое дело.

— Да, но мать этого младенца — любовница вашего… м-м-м… покойного мужа. Которого по вашему же заказу и убили. Это что, любовь такая?

— Как вы… Не хочу больше с вами разговаривать!

— Как угодно. Я-то с вами очень хочу поговорить. Только откровенно, без всяких отпирательств.

— Нет.

— Эх, Марина Сергеевна, Марина Сергеевна! А вы, оказывается, сильная женщина.

— Что?

— Сильная вы, говорю, женщина. Такое выдержать… Да… Только за что боретесь-то, сами знаете?

— За жизнь.

— Ну-ну. Тогда удачи.

Длинные гудки.

— Да? Капитан…

— Я проверила: у меня появились драгоценности.

— Как-как?

— В шкатулке.

— Что, все сразу?

— Капитан Севастьянов?

— А вы кому звоните?

— Вам.

— Ну вот я вас и слушаю, Марина Сергеевна.

— А почему опять с такой иронией говорите?

— А как мне реагировать на ваши слова? Сначала вы заявляете, что у вас пропали драгоценности, потом — что они появились.

— Не все. Кольцо и кулон.

— А завтра что? Опять пропадут?

— Не знаю.

— Может быть, вы сами их прячете, только не помните где, а в моменты просветления находите и частями возвращаете?

— Вы намекаете на то, что у меня с головой не в порядке?

— Либо не в порядке, либо вы разыгрываете такую комедию!

— Идите вы к черту!

— Спасибо.

— Кстати, пропало еще и завещание.

— Какое завещание?

— Которое я написала. О том, что все отдаю той женщине, любовнице моего мужа.

— А я думал, что Цимлянский шутит. Ну надо же! И бывает же такое!

— Эта бумага пропала.

— А вы точно ее писали?

— Мало того, я попросила соседей заверить мою подпись. Они видели это завещание, они могут подтвердить.

— Скажите, а эти ваши соседи… Вы второй раз на них ссылаетесь. Они что, действительно существуют или это плод вашей фантазии, как и кража драгоценностей?

— Это уж слишком!

— Напишите еще одно завещание.

— А потом что? По кругу? Я повторно заверяю его у соседей, потом его повторно крадут, в моем доме появляется еще и браслет или серьги с бриллиантами, и тогда уже меня будут считать сумасшедшей абсолютно все. В том числе и мои милые соседи.

— Ничем не могу вам помочь.

— Да можете! Можете же! Поверьте мне! Просто поверьте!

— Попробуйте придумать что-нибудь еще, у вас богатая фантазия, Марина Сергеевна.

— Я знаю, что все дело в вашем сыне.

— Что-что?

— Но ведь та женщина… Его жена. Вы не думали о том, что она его, быть может, действительно любит? И он ее любит. И стесняется он не вас, а вашей неприязни к жене, ее семье. Откровенной неприязни. Ну и что, что между ними разница в несколько лет? Ну и что, что она богатая, а он бедный? Может быть, она не деньгами его купила, а любовью своей? Может быть, он такой любви нигде больше не найдет? И все не так, как вы думаете, совсем не так.

— Кто вам все это рассказал?

— А какая разница?

— Разница такая, что вам до всего этого точно нет дела. И если бы не убили вашего мужа, мне не было бы дела до вашей личной жизни. И еще разница между нами в том, что я свои проблемы держу при себе и не решаю их способом, так сказать, радикальным, как вы.

— Ну и напрасно.

— Вы что, мне киллера нанять советуете? Убить женщину, которая купила моего сына? Или самому киллером заделаться? Я, конечно, не такой изобретательный человек, как ваш детектив, но зато стреляю без промаха.

— С вами разговаривать невозможно, вы все переводите на одну тему! Не убивала я Марка! Не убивала! То есть не заказывала! Это понятно?!

— Дело в том, что вашего шофера… шофера вашего мужа до сих пор нигде не нашли. Никто, кроме вас, его не видел с того самого момента, как Марианна Николаевна довезла его до поворота и там высадила из своих «Жигулей».

— И что?

— Почему он вам-то не боится объявляться? Может, вы его и прячете?

— Какая чушь!

— Может, он ваш любовник, Марина Сергеевна?

— Вы что, с ума сошли?!