Так думала Ива, глядя в бескрайнее бледное небо. А еще она думала о птицах и о том, как же это здорово – подняться над Большим Лесом и увидеть его таким, какой он есть на самом деле. Увидеть с высоты и скалу, и Дом Матушки, и все-все. Там, наверху, нет никаких тайн. С высоты она могла бы… Она могла бы найти то черное озеро, которое снилось ей все чаще и чаще, но путь к которому был для нее закрыт. Но взлететь ей не дано. Пусть она и дочь воронов, она навеки прикована к земле.

Ива лежала на крыше, широко раскинув руки и ноги, распластавшись, как морская звезда, изображение которой она видела в энциклопедии профессора Сикорского. Горячая черепица грела спину и бедра. Тепло растекалось по телу медленными волнами, от которых ее разморило и клонило в сон. При этом спать она совсем не хотела. Ива как будто зависла между сном и бодрствованием и никак не могла сдвинуться с этой точки. Она просто смотрела на небо. Будь там облака, она силой своего воображения превращала бы их в смешных или страшных созданий и сочиняла бы про них удивительные истории. Эта игра никогда ей не надоедала. Но небо было пронзительно-чистым, и все, что Ива могла, – это смотреть, и смотреть, и тонуть в бесконечной синеве. Тонуть, но при этом не задыхаться. Ива рассеянно думала о том, а можно ли упасть в небо и как долго будет длиться такое падение. А еще о том, кто обитает на дне небесного океана, ведь должен же там кто-то жить?

Если бы она чуть повернула голову, то смогла бы увидеть резной флюгер в виде крылатой рыбы, венчавший крышу Дома Матушки. Даже сейчас, при полном безветрии, Ива слышала, как он скрипит, поворачиваясь в гнезде, слышала, как дребезжит жестяная чешуя и позвякивают жестяные крылья. Подобное нелепое создание стало бы, пожалуй, достойным обитателем того небесного океана, который она придумала. Рыба, которая превращается в птицу, или птица, которая становится рыбой, – было в этом образе что-то завораживающее и жуткое, отчего ее сердце то замирало, то начинало колотиться быстрее. Именно поэтому Ива старалась не смотреть на флюгер. Мысли о рыбах, диковинных и странных, могли завести слишком далеко.

Скрипнуло чердачное окно, и кто-то выбрался на крышу. Послышались легкие шаги, а следом за ними – вежливое покашливание. Ива даже головы не подняла, она и без того знала, кто осмелился нарушить ее одиночество.

– Привет, – сказала она, продолжая таращиться в небо. – Хороший сегодня день, не так ли?

– Может быть, – уныло отозвался Некто Тощий.

Он прошел мимо, направляясь к коньку крыши – самой высокой точке дома, до которой он мог добраться. Выше только трубы и флюгер-рыба, но на них не очень-то и устроишься. Ива знала, что будет дальше: усевшись на корточки, Некто Тощий проторчит здесь целый день, а спустится разве что на обед, чтобы не огорчать Повариху. Впрочем, Ива ничего не имела против компании.

– Ты когда-нибудь видел море? – спросила она, приподнимаясь на локтях.

Некто Тощий смерил ее печальным взглядом.

– Когда-то видел, – сказал он, медленно проговаривая слова. – Когда-то я летел над морем…

– И оно правда такое большое? Больше, чем Лес?

Некто Тощий выждал с ответом. Впрочем, по его вытянутому лицу невозможно понять, задумался он или же просто ее не услышал.

– Море большое, – наконец сказал он. – Я видел волны, которые выше этой скалы. Я видел чудищ столь огромных, что их не вместил бы ни один Лес. Я летел много дней, но не встретил даже клочка земли, где можно отдохнуть и обсушить перья.

– Но ведь ты его перелетел?

– Да… – протянул Некто Тощий. – Я тот, кто перелетел море.

И он продолжил выбираться на крышу, неуклюже раскачиваясь и взмахивая руками, чтобы удержать равновесие. Всякий раз было заметно, как напрягаются и дрожат обрубки крыльев у него под одеждой. Ива отвернулась. Она любила Некто Тощего, и ей было тяжело смотреть на его мучения.

В воздухе блеснула тоненькая серебристая паутинка. Ива подняла руку, поймала ее на палец и ничуть не удивилась, когда на ее конце обнаружился крошечный, с булавочную головку, паучок. Быстро перебирая лапками, он вскарабкался ей на запястье и забегал, пытаясь разобраться, где же он очутился. Ива поднесла руку к самому носу.

– Привет, – сказала она, и паучок замер. – Откуда ты к нам явился? Принес какие-то вести?

Паучок, естественно, не ответил, но высоко поднял передние ноги, не то приветствуя ее, не то угрожая.

– Ну что же… Добро пожаловать в новый дом, – сказала Ива и аккуратно опустила паучка на крышу. Не теряя времени, тот спрятался под черепицей. Хотелось надеяться, здесь его ждет теплый прием.

Повернувшись, Ива увидела, что Некто Тощий очень внимательно на нее смотрит. Большие, почти круглые глаза влажно блестели на солнце.

– Что-то не так?

– Теперь и он не сможет улететь, – сказал Некто Тощий.

– Да брось, – отмахнулась Ива. – Это всего лишь маленький паучок. Если он захочет улететь, ему достаточно сплести паутинку и дождаться попутного ветра.

– Если бы все было так просто, – протянул Некто Тощий.

Ива на секунду поджала губы и неожиданно сказала:

– А как ты потерял свои крылья?

Она никогда прежде не спрашивала об этом у самого Некто Тощего. Только у Матушки и у Розы, но обе ограничивались весьма уклончивыми ответами. Обсуждать причины, которые привели того или иного жильца в Дом Матушки, считалось неприличным. За спиной у каждого из жильцов стояла Большая Потеря, так когда-то назвала это Доброзлая Повариха, и не стоило просто так сыпать соль на раны. Но иногда любопытство оказывалось сильнее вежливости.

– Потерял? – Некто Тощий медленно моргнул. – Я не терял свои крылья. Я отдал их сам, по доброй воле.

– В самом деле? – Ива поднялась еще выше и села. – Ты расскажешь мне эту историю? Что случилось?

– Расскажу? – Некто Тощий повел костлявыми плечами. – Может быть. В другой раз.

Он добрался наконец до конька крыши и встал, опираясь левой рукой о кирпичную трубу.

– В другой раз – это когда? – повысила голос Ива, но Некто Тощий не ответил. Он стоял, вытянув шею и всматриваясь в безбрежную синеву. А по его щекам катились слезы.

В тот же день Ива встретила в Общей Гостиной Юстаса, лейтенанта Пропащего Батальона. В кои-то веки, из-за жары должно быть, он снял синий с золотыми эполетами камзол и щеголял в белоснежной рубашке с пышным кружевным воротником. Юстас сидел на стуле и водил точильным бруском по лезвию топора с отвратительнейшим звуком, от которого у Ивы заломило зубы.

– Чем это ты занимаешься? – спросила Ива, поморщившись.

– Да вот. – Юстас щелкнул ногтем по лезвию топора, и тот отозвался звонким гулом. – Наша добрая Кухарка попросила нарубить хвороста для камина.

Ива задумалась.

– А не жарко ли для камина?