– Да, – вполголоса проговорил герцог. Странно прозвучало это краткое подтверждение.

– Тогда будет не верность, а чувство долга, – возбужденно добавила молодая женщина.

– Верность своему долгу, может быть, высшая степень верности, – мягко заметила Клодина.

– Ах, такая борьба не имеет смысла, дорогое дитя! – перебила ее герцогиня. – Верность, которая требует для своего сохранения борьбы, вообще теряет смысл. Если бы, например, если бы герцог… – она запнулась, и долгая улыбка скользнула по ее лицу, – если, предположим… его мысли были бы иногда заняты вами, Клодина, то его супружеская верность ничего бы не стоила, хотя на деле он и оставался бы самым безупречным мужем… Слышишь, Адальберт? В таком случае ты бы, по моему мнению, уже нарушил верность.

Герцог отвернулся и смотрел в окно. Клодина сидела, боясь шелохнуться, но герцогиня ничего не замечала – она смеялась: высказанная ею мысль была так забавна. Она продолжала смеяться так по-детски весело, как может смеяться только уверенный в своем счастье человек, который шутя говорит о его потере, потому что убежден в невозможности этого.

– Клодина! – воскликнула она. – Какой у вас вид! Не бойтесь, я не выдаю его. Не правда ли, Адальберт, я часто поддразниваю тебя? О господи, мне стало больно… Грудь! Это смех. Клодина, Клодина!..

Слова перешли в сильный припадок кашля.

– Воды! Воды!

Испуганная девушка поспешила к столу, на котором постоянно стояла вода. Фрау фон Катценштейн вбежала и обхватила руками задыхающуюся женщину, герцог с мрачным лицом стоял у кушетки. Страдалица схватила его за руку. Она вся сотрясалась от кашля и не могла пить. Тихими шагами вошел врач.

Клодина отошла в сторону.

– Милый доктор, – проговорила больная, – мне уже лучше, это проходит, я уже могу дышать! Боже мой!

В комнате стало уже совсем темно. Клодина стояла у окна как на угольях, почти бессознательно глядя на происходящее… Больная спросила слабым голосом, обращаясь к мужу:

– Я очень испугала тебя, Адальберт? Извини меня!

Он сделал отрицательное движение, в котором выражалось тайное нетерпение.

– Ваше высочество должны тотчас лечь, – сказал доктор. Герцог, подошедший к двери, вдруг вернулся назад.

Больная, поддерживаемая фрау фон Катценштейн, стала послушно подниматься. Она ласково кивнула Клодине:

– До свидания! Я скоро позову вас, дорогая… Покойной ночи, мой друг, – обратилась она к герцогу, – завтра я буду совершенно здорова.

– Ваше высочество, ничего страшного не произошло, – сказал герцогу доктор, когда за больной опустилась драпировка, – но надо очень беречь герцогиню: избегайте возбуждающих, воодушевленных, умных споров, которые так любит ваше высочество. Темперамент герцогини и без того часто шутит с ней плохие шутки… Больная должна жить однообразно и совершенно спокойно.

– Милейший доктор, ведь вы знаете герцогиню, впрочем, сейчас она только немного посмеялась.

– Я лишь еще раз осмеливаюсь обратить на это внимание вашего высочества, – сказал с поклоном старый доктор.

Герцог рассеянно и нетерпеливо махнул рукой:

– До свидания, милый доктор!

Клодина, трепеща, прижалась к темному углу окна и со страхом смотрела вслед удаляющемуся врачу.

Она была одна с герцогом.

Случилось то, чего она всегда старательно избегала и чего страстно искал он. Но, может быть, он забыл о ее присутствии, он так взволнованно ходил взад и вперед по комнате. О, он не заменит ее: слабый пламень второпях зажженной свечи едва освещал ближайшие к камину предметы, а Клодина стояла за шелковой занавесью.

Затаив дыхание, она замерла, как дикая коза, не знающая, как спастись от охотника. Она одинаково хорошо слышала биение своего сердца и его тихие шаги по ковру.

Девушка вздрогнула – шаги приблизились; высокая фигура ступила за занавеску, и голос, почти беззвучный от страстного волнения, назвал ее по имени:

– Клодина!

Она боязливо отодвинулась в сторону, будто ища возможности убежать.

– Клодина, – повторил он и нагнулся к ней так, что, несмотря на темноту, она видела умоляющее выражение его глаз. – Эта сцена огорчила вас? Я в ней не виноват, но хотел бы попросить у вас прощения.

Он хотел схватить ее руку, но она спрятала ее в складках платья. Крепко сжатые губы Клодины не произнесли ни звука, она без слов отталкивала его и смотрела ему в лицо полными гнева глазами.

– Как мне понимать это? – спросил он.

– Ваше высочество, я имею честь быть другом герцогини! – сказала она с отчаянием.

Грустная улыбка пробежала по его лицу.

– Я знаю! Вы не склонны внезапно подружиться с кем-либо, но тут… вы думаете, надо всем воспользоваться!

– Так, кажется, думает ваше высочество.

– Я? По чести нет, Клодина! Но вы, вы с такой стремительностью стали за преграду, которую эта дружба ставит между нами.

– Да, – прямо сказала она, – и я надеюсь, что ваше высочество с уважением отнесется к этой преграде, или…

– Или?.. Я уважаю и ценю вашу сдержанность. Клодина, – перебил он, стоя на почтительном расстоянии от нее. – Не думайте, что я буду красться за вами, как влюбленный паж. Но позвольте мне быть вблизи вас, не встречая постоянно ледяной холодности, которую вы всегда выказываете мне, оставьте мне надежду на будущее, в котором и для меня засветит солнце, – только надежду, Клодина!

– Я не люблю вас, ваше высочество! – коротко и гордо ответила она и выпрямилась. – Позвольте мне удалиться.

– Нет, еще одно слово, Клодина. Я не требую подтверждения вашей склонности: теперь не время и не место, вы правы, напоминая мне об этом. Но чем я виноват, что не по любви женился на герцогине, что моя первая страсть принадлежит вам! Я думаю, такое случается и с людьми получше меня! Чувство приходит помимо нашего желания, существует и постепенно растет, тем больше, чем сильнее мы боремся с ним. Я не знаю, почувствуете ли вы что-нибудь похожее, но надеюсь на это и не хочу жить без этой надежды.

Герцог подошел ближе и наклонился к ней.

– Только одно слово. Клодина. – тихо и смиренно попросил он: – Смею ли я надеяться?.. Скажите «да», и ни один взгляд не выдаст наших отношений.

– Нет, ваше высочество. Клянусь вам любовью к своему брату, я ничего к вам не чувствую, – проговорила Клодина и отвернулась к окну.

– К другому, Клодина, к другому? Если бы я был уверен в этом! – страстно сказал он.

Она ничего не ответила.

Герцог с отчаянием повернулся и пошел к двери, но вернулся.

– Неужели вы думаете, что не все требования чести будут соблюдены? Неужели думаете, что я могу вас унизить? – спросил он.