подойдя к ящику с компьютером, он принялся вытаскивать из него тяжелую машину. Валя вдруг почувствовало, что ему уже не до нее, что ему даже хочется, чтобы она ушла, чтобы не мешала устанавливать компьютер на стол. Вот она уйдет и у него начнется его обычное дежурство. И компьютер он сможет подключить и опробовать. Ее функция на эту ночь исчерпалась, и непонятно, что она тут еще делает. До Вали внезапно дошло, почему Алеша был так уверен, что, как он их называл, 'бойцы' не зайдут в кабинет. Конечно не зайдут. К начальнику на дежурство пришла баба, понятно, зачем. Между Алешей и 'бойцами' давно было заключено джентльменское соглашение не беспокоить его в таких случаях. 'Не беспокоить' – это был приказ. Валя потянулась за пальто, и Алеша с готовностью ей его подал.

– Ну, мне пора. Уже поздно.

– Да? Ну, пока. Я тебе позвоню, да? Ты моя дорогая, любимая. Мне так с тобой хорошо. Алеша потянулся ее поцеловать.

Обычно он спрашивал 'а тебе было хорошо?', но сейчас не спросил, видел же, что вовсе 'нехорошо', но ему было наплевать. На его красивом лице с небольшими холеными усиками было написано нетерпение, ему хотелось, чтобы она ушла.

Валя вышла в вестибюль, Алеша ее провожал, а 'бойцы' молча прощаясь, вскинули руки под козырек. Вале показалось, что на губах одного из ребят играла еле заметная ухмылка. Хотя, ей наверное это только показалось. На улице Алеша сказал ей 'осторожно, не поскользнись', еще раз наскоро обнял, и сразу зашел обратно в здание. Вечер стал более сырым, на пустыре, как в аэродинамической трубе дул, завывая, холодный ветер. Вале было не холодно. Её раздирали противоречивые чувства. Она обиделась на Алешу, он встретил ее слишком по-деловому, не проявил ни участия, ни заботы. Просто отымел, как девку-проститутку. Ну, как же так? С другой стороны, Валя пыталась придумать ему оправдания: а что такого? Он по ней соскучился, специально позвонил, и … да, захотел и получил, прямо в кабинете. Ну нет в кабинете условий для любовной неги. Вот так и происходит с брутальными мачо. А что она хотела? Разве в этой грубости не было шарма? Был. Ну, не кончила она … и что? Наплевать сто раз. А вот Алеша от нее балдеет. Валя все ускоряла шаг, движение помогало ей думать. Через какое-то время она полностью мысленно оправдала своего Алешу. И даже их скоропалительное прощание уже не казалось ей неприличным. Он на службе. На нем весь город. Что там ей еще было делать. Все правильно.

Вале казалось, что она идет по тропинке уже долго, но высоких башен у метро даже еще не было видно. Господи, где же они? Валя прислушивалась к воющему ветру, но через секунду она поняла, что это вовсе не ветер никакой. Выли собаки. Страшный вой перемежался хриплым захлебывающимся лаем. Так наверное лаяли злобные лагерные овчарки, натасканные на человека. Лай становился все громче, Валя поняла, что собаки выли и лаяли за забором, мимо которого она как раз проходила. Когда она шла туда, окрестности казались ей неприятными, но безлюдными, а теперь они уже не выглядели безлюдными. Метрах в ста от тропинки горел высокий костер, вокруг которого сидела толпа из неряшливо одетых мужчин. Наверное бомжи. Они громко разговаривали и смеялись, но ветер доносил только звуки грубого гогота, самих слов было не разобрать. Одна фигура отделилась и пошла от костра в сторону. Человек увидел Валю, и что-то ей закричал, показывая на нее товарищам рукой. Еще несколько человек поднялись.

– А вдруг они ко мне пойдут? Что им надо? Я не убегу … не смогу.

Но дядьки дальше не двинулись, видимо вернулись к костру. Валя шла, не оборачиваясь. У нее за спиной послышался резкий свист. Какие-то два парня шли за ней, то отставая, то приближаясь.

– Ей, тёлочка? Куда ты так бежишь? Замёрзла? И мы замёрзли. Погреешь? Эй, постой! Мы ж тебя по-любому догоним. Эй, девушка! Мы хорошие … просто замёрзли. Остановись, мы тебе ничего не сделаем. Мы по-хорошему, если с нами по-хорошему. Эй, ты … стой, тебе говорят.

Валя побежала, задыхаясь, понимая, что ей от них не убежать. Кто они такие? Что здесь на пустыре делают? Что им надо от нее? Она не сможет с ними … и тогда они ее убьют. Это же очень легко. Она будет лежать на этой тропинке, завтра ее найдут в луже крови, в порванной одежде, со спущенными колготками. Как глупо, нелепо. Их не найдут. Муж даже никогда не поймет, что она в такой час на этой тропинке делала. Это необъяснимо. Зачем она сюда пошла? Разве их корявый трах стоил того?

Шаги и голоса за ее спиной заглохли. Парни скорее всего отстали. Валя не решалась оглянуться, но что-то ей говорило, что непосредственная опасность миновала. Вокруг было темно, никакого уличного освещения. Фонари горели кое-где, шатаясь от ветра над заброшенными постройками, выхватывая из темноты то груду кирпичей, то куски арматуры. Вале показалось, что она видит вдалеке голубые четырнадцатиэтажные башни Хорошевки, она уже начала чуть успокаиваться. Однако внезапно, оторвавшись от стены с облупившейся штукатуркой, перед ней выросли фигуры парней, которые шли сзади и, как ей казалось, отстали. Один подошел к ней спереди, другой сзади, сразу умело зажав ее в 'карман'. Валя резко остановилась и ничего не говоря, попыталась их обойти, но не тут-то было. Парни раскинули руки, им хотелось с ней поиграть, не выпустить из круга. Они то отходили подальше, создавая у Вали иллюзию свободы, то приближались к ней вплотную, протягивали к ней руки. Она чувствовала на лице их, пахнущее спиртным, дыхание, цепкие пальцы одного из них залезли ей в пах. 'Сейчас они меня повалят и … всё …' – Валя замерла, инстинктивно решив не сопротивляться, иначе они ее убьют, пырнут ножом и она так и останется лежать в грязной замерзающей луже. Наутро ее найдут … дети сироты, бедные родители, муж … как все глупо. Из решения молчать ничего не вышло: 'не надо, не надо' – шептала Валя, и слезы катились у нее по щекам.

-Да, что 'не надо'. Мы же тебе ничего не делаем. Мы с тобой играем, греемся. Ладно, иди. Сладкая ты тёлочка. Да, не не ссы ты. Мы пошутили. На тебе конфетку. Иди, иди … Как ты сюда одна попала,