Вылитый Соломон – разве что на несколько лет старше, – его брат Донал вышел обнять брата и поздороваться с Лорой.

– Отправляйся к Ханне, – распорядилась мать. – Если б ты не один приехал, мы бы нашли тебе место в доме, но уж как вышло.

– О-хо-хо! – рассмеялся Соломон, хлопнув брата по плечу. Мать покарала Донала за то, что он расстался с единственной женщиной, на которой, они-то с отцом уж понадеялись, мог бы жениться.

Лора с улыбкой наблюдала за каждым их жестом.

– Соломона тоже в комнату с орхидеями? – невинно осведомился Донал, и мать глянула на него столь яростно, что он прыснул со смеху.

Соломон подхватил сумки и постарался увести Лору от этого разговора.

– Соломон будет спать в собственной комнате! – фыркнула Мари, ей такая перебранка только в радость. – А теперь вы все ступайте прочь. Лора, ангел мой, пойдем провожу тебя в твою комнату. Не вздумай задирать его там, Донал! – предупредила она, видя, как оба сына заходят в комнату Соломона.

Донал расхохотался:

– Мам, мне сорок два!

– Не важно, сколько тебе лет, ты всегда обижаешь бедняжку Сола. Я точно знаю, это ты скинул его с верхней кровати.

Донал осклабился еще шире:

– Ах, бедный наш маленький Соломон!

– Ничего я не маленький и не бедненький! – заспорил Соломон, пытаясь поймать взгляд Лоры, убедиться, что они еще не свели ее с ума. Каково это – от полного одиночества перейти вот к таким семейным сценам, справится ли она?

– Вовви! – произнесла вдруг Лора, и Донал аж взвыл от смеха. Он высоко поднял руку, предлагая ей хлопнуть, но Мари потащила девушку прочь, скрывая собственный смех. Мать, по ее понятиям, должна быть строгой, если мальчики увидят, как она утратила сдержанность, они и слушаться перестанут. Они и так все время ее подначивают, но она ведет свою игру – не поддается.

Лору проводили в «пристройку»: родители добавили к дому две гостевые комнаты после того, как дети разъехались. Остался только Рори, и он, судя по неспешному его взрослению, так и будет жить с ними до конца жизни.

Дав Лоре несколько минут на обустройство, Соломон постучался в ее дверь.

– Да! – откликнулась она, и он распахнул дверь.

Девушка сидела на широкой кровати, рядом стояли нераспакованные сумки, пока что она оглядывала комнату.

– Красиво! – мечтательно выговорила она.

– И правда. Комната с орхидеями у мамы любимая, – подтвердил Соломон, входя. – Моя сестра Кара – фотограф. На всех тканях тут ее фотографии. Она фотографирует цветы и камни. Камни – в комнате камней, там сумасшедший дядюшка Брайан. Мама почему-то не так любит камни.

– Какая у тебя интересная семья! – улыбнулась Лора.

– Можно и так сказать. – Он прокашлялся. – Итак, празднество начинается через час. Сюда ворвется весь Спидл, будут петь, играть на музыкальных инструментах, рассказывать байки и плясать. Ты можешь пересидеть тут, в безопасности.

– Я бы хотела со всеми.

– Уверена? – тревожно переспросил он.

– Ты будешь петь? – вопросом на вопрос ответила она.

– Да, каждый обязан выступить.

– Хочу послушать, как ты поешь.

– Учти, они и тебя заставят петь. Я попытаюсь их остановить, но не могу ничего обещать. Они ребята крутые и меня не послушают.

– Я спрячусь в задних рядах, – сказала она, и он засмеялся. – Почему ты смеешься?

– Как ты спрячешься? Да в полном зале ты – самая приметная.

Она прикусила губу, принимая комплимент. А ведь Соломон не хотел так откровенно выдавать себя. Он попятился к двери, чувствуя, как сводит все внутри.

Снова она повторила его покашливание.

– Вот-вот, – согласился он. – Я смущен. Уж извини. Пойду, не буду тебе мешать умываться, наряжаться и так далее. Получаса хватит?

Бо полчаса заведомо хватило бы, она редко задумывалась над тем, как будет выглядеть, от природы она красива, накинет на себя какую-то одежку – и клево. Свежо. Броги и брюки с отворотами, тонкий свитер из кашемира или блейзер – гарвардская девица, хоть сейчас на рекламу J. Crew. Но бывали у него и такие девушки, которые за полчаса не успели бы высушить волосы.

Лора кивнула. Потом вдруг:

– Погоди! – Она занервничала. – Там все будут нарядные? У меня с собой ничего такого нет. Я кое-что сама себе шила, но… не для такого случая.

– Примерно то, что на тебе сейчас, и пойдет. Никакого парада.

Она успокоилась, а Соломон огорчился: значит, вот что ее тревожило по пути сюда. С этой проблемой Бо справилась бы лучше, чем он.

– Что у тебя с блондиночкой? – спросил Донал, когда Соломон вышел из душа. Брат валялся на кровати в его комнате и просматривал его телефон.

– Давай-давай, ройся в личных сообщениях.

– А где корова?

– Бо в Дублине. Сегодня она читает лекцию студентам-киноведам. Так и так не успела бы попасть еще и сюда.

Донал присвистнул, якобы от восхищения, но смотрел насмешливо:

– Ну да, и отменить она не могла.

– Я просил ее ничего не отменять. Это большое событие.

– Похоже на то. – Донал чересчур пристально к нему присматривался.

Недовольный этим взглядом, Соломон сбросил полотенце, прикрывавшее его ниже пояса, и поднял руки:

– Смотри, но не трогай.

– О, это по-взрослому.

– Ну да. – Соломон порылся в сумке в поисках чистой футболки. – Мне тут проще без нее, – продолжал он, стоя к брату спиной, и тут послышался щелчок телефонной камеры. – Вы, ребята, мне сильно жизнь усложняете.

– Вовсе нет, – запротестовал Донал и щелкнул задницу Соломона под другим углом. – Мы помочь стараемся.

– Называя ее коровой.

Донал засмеялся еще веселее:

– Ты сам велел говорить с ней по-английски.

«Бо» по-ирландски – корова. То-то радости для его ирландскоязычной родни.

– Вы ее ни на минуту в покое не оставляете.

– Просто шутим.

– У нее другое чувство юмора.

– Да ладно? У нее вовсе нет чувства юмора. И к нам она приезжает так редко, что могла бы и потерпеть.

– Хватит фотографировать мои яйца.

– Такие хорошенькие. Я эту фотку маме пошлю. Пусть отделает новую комнату – назовет яйценоской.

К стыду своему, Соломон не устоял перед дурацкой шуточкой и рассмеялся.

– А ты бываешь у родителей Бо? Гости-бранчи-вечеринки и все такое? – Долан изобразил столичный дублинский выговор.

– Иногда. Нечасто. Один раз был. Нам с Бо лучше всего вдвоем. Подальше и от ее, и от моей родни.