Произошло это в метро. Он возвращался в Заболотск и, сидя в вагоне подземки, читал книгу. Напротив него села крупная девушка, как показалось Андрею, ярко и богато одетая — в короткие джинсы, плотно облегающие стройные крепкие ноги, длинную белую рубашку навыпуск с пуговицами, расстегнутыми настолько, чтобы была видна убранная в лифчик большая грудь. Когда она прошла по проходу между сиденьями, уверенно держась на высоких каблуках, вслед ей оглянулись почти все мужчины, ехавшие в вагоне. Андрей, увидав такую жар-птицу, перестал понимать смысл читаемого. Ему и в голову не могло прийти, что эта девушка может обратить на него внимание. Он стал исподтишка, но внимательно ее изучать и рассматривал до тех пор, пока девица не подняла глаза и не уставилась в самое его лицо. Андрей сразу же опустил взгляд в книгу, а когда вновь посмотрел на соседку напротив, встретил все тот же наглый взгляд голубых глаз. Девушка улыбнулась. Когда она стала выходить, Андрей устремился следом, хотя это была и не его остановка. Он почти бежал за красоткой, которая быстро шла по подземному переходу. Вдруг она остановилась и резко повернулась к Андрею, который шел почти вплотную за ней. Они чуть было не столкнулись. Девушка опять улыбнулась и сказала: «Может быть, познакомимся? Меня зовут Вика».

Андрей проводил новую знакомую до дома. Ехали, а затем шли они долго — Вика жила на «Домодедовской». По дороге она много рассказывала о себе — много, не в смысле, долго, а в смысле, откровенно: они живут с мамой вдвоем, отец давно от них ушел, потом был отчим, сильно пьющий человек, постоянно скандаливший и зачем-то пьяным выпрыгивающий из окна третьего этажа. Мать рассталась и с ним. Сейчас она занимается бизнесом — возит товары из Польши в Россию и обратно. Вика неплохо училась в школе и поступила в Институт стали и сплавов — «спали и встали», как она его называла, но, проучившись год, потеряла всякий интерес и к стали, и к сплавам. Институт она бросила и чем занималась последний год, Андрей так и не понял. Он травил анекдоты, рассказывал какие-то забавные истории из студенческой жизни педуна, Вика смеялась и тоже пыталась позабавить его смешными случаями из своей жизни, типа: «Пошли мы со Светкой в бассейн. Нас ребята пригласили поплавать. Мы плаваем, плаваем, а тут мужики из раздевалки выходят. Светка мне и говорит: «Ильина — это моя фамилия, — смотри, а мужики-то голые». И правда, голые мужики лезут к нам в бассейн. Мы со Светкой бегом оттуда. Ха-ха-ха!» Они наконец подошли к ее дому — белой двенадцатиэтажке, стены которой были покрыты лоджиями, застекленными жильцами с такой фантазией в выборе материалов, что дом напоминал утес, покрытый птичьими гнездами. Девушка показала на окна третьего этажа и сказала: «Вот здесь я и живу». Пока Андрей прикидывал, можно ли с такой высоты выпрыгнуть не сломав ног, она написала на бумажке свой телефон и подписала: «Вика». «Позвони мне обязательно», — произнесла она на прощание и скрылась в подъезде.

В тот день Андрей добрался до Заболотска совсем поздно. Всю неделю он думал, звонить или не звонить. Вспоминались какие-то подробности Викиного рассказа, ее бассейны и голые мужики. «Но ведь она убежала», — успокаивал себя молодой человек, хотя если бы его спросили, зачем ему нужно, чтобы Вика обладала высокими моральными качествами, он, наверное, не нашелся бы что ответить. Ведь не влюбился же он?! И не жениться собрался?! Да ведь и СПИД не спит! «Но ведь она убежала!» Смущало его и то, сможет ли он финансово соответствовать этой девушке. «Куда же я ее приглашу, если позвоню?» — эта мысль больше всего беспокоила Андрея. В результате он решил Вике не звонить, хотя в душе знал — позвонит, что и сделал первым делом, как только вошел через неделю в игнатовскую квартиру

— Алло, — откликнулся женский голос на той стороне трубки.

— Здравствуйте, а Вику можно попросить к телефону?

— Это я.

— Привет! Это Андрей, может быть, помнишь, мы с тобой познакомились…

— А, привет! Я уж думала, ты не позвонишь. Чего так долго?

— Да дела были. Родителям помогал… Может быть, встретимся?

— А когда?

— Завтра ты сможешь?

— Не знаю. У меня мать уехала. Сегодня мы с друзьями отрываемся. Хочешь, приходи, ты знаешь куда. А то я не знаю, когда я завтра смогу встать.

И Андрей поехал на «Домодедовскую». Только подходя к дому, он сообразил, что не знает номер квартиры. Поднявшись на третий этаж, позвонил в первую попавшуюся дверь и угадал. Открыла Вика. На ней были джинсы (те же) и рубаха (другая). На ногах вместо туфель красовались домашние тапки. «Привет», — сказала она, и Андрей почему-то решил, что, произнеся ответный «привет», он может поцеловать девушку в щеку. Так он и сделал, нисколько не удивив Вику. Квартира была небольшая, с двумя изолированными комнатами. Выделив ему старые разодранные тапочки, Вика проводила Андрея на кухню, где что-то бодро резала крашеная блондинка Викиных лет, одетая в фартук поверх короткого голубого платья, открывающего взору не очень прямые ноги. Прическа и макияж делали ее похожей на Мальвину. «Это Света», — представила Мальвину Вика. Андрей потоптался на месте, пытаясь изобразить что-то похожее на галантный поклон, получилось не очень ловко еще и потому, что Мирошкин ощутил, как его тапки приклеились к полу и затрещали, когда он их начал отрывать, переминаясь на месте. Пол был безобразно грязный, а в том месте, где он стоял, еще и залит чем-то сладким. Другой деталью, поразившей Андрея, привыкшего дома к идеальной чистоте, были тараканы разных размеров, свободно шнырявшие по кухне. В квартире Мирошкиных насекомые также водились, но жили они в постоянном страхе перед людьми, быстро пересекали открытые пространства, стараясь не быть раздавленными. А тут — какой-то тараканий рай. Но девушки были абсолютно равнодушны к богатой фауне кухни, и Андрею даже показалось неправильным наступить на кого-нибудь из братьев меньших, пробегавших по полу и стенам. Андрей надеялся, что празднество переместится в комнаты, но Вика и Света начали расставлять тарелки, стаканы и плошки с салатами на кухонном столе, ясно обозначив место, где в ближайшие часы забьет ключом веселье. Стол накрыли, если так можно выразиться, на четыре персоны. Последним гостем оказался невысокий тщедушный парень, со светлыми, слегка вьющимися волосами, также их ровесник, несмотря на свою комплекцию, солидно державшийся. Войдя, он водрузил на стол две бутылки водки и мартини. «Это — Костик, — сообщила Вика, — молодой человек Светы». Андрей почувствовал себя страшно неудобно — он пришел с пустыми руками. «Надо было хотя бы коробку конфет купить», — подумал он, подметив то, чего не было на столе. Впрочем, как только они раза два выпили, неловкость прошла.

Праздник удался. Ребята много шутили — Костик более пошло, Андрей более интеллектуально. Шуткам Костика девчонки смеялись навзрыд, шуткам Андрея — более сдержанно. Они много курили. Присутствовали на вечере и воспоминания. Оказалось, что Вика и Света учились в одном классе, Света поступала на истфак педуна — все выразительно посмотрели на Андрея — и не поступила. Потерпев неудачу, сильно переживала, возненавидела всей душой советскую систему высшего образования, «при которой поступить могут одни блатные». Эта ненависть к «совку» и привела Светлану на баррикады близ Белого дома в августе 1991 года. Там она познакомилась с Костиком. Тот в отличие от девчонок был цельной личностью, и его целью было стать миллионером. После окончания восьмого класса он поступил в медицинское училище, закончил, но единственное, что, похоже, вынес из учебного курса, был гениальный способ откосить от армии, спровоцировав кожную аллергию. «Для этого пришлось выпить много «фанты» и заесть выпитое большим количеством хрустящего картофеля и апельсинами, а затем, когда начали чесаться ноги на сгибах у колен — сильно расчесать кожу», — скромно поделился своим секретом несостоявшийся медбрат. Костик все время чем-то торговал, на кого-то работал, пока наконец не заимел собственное дело. Он торговал на Арбате кассетами с русскими народными песнями и классикой. По словам Костика, который положительно был героем вечера, он лично разыскивал пластинки, добывал аудиокассеты и переписывал на них «это старье» с винила. «У нас оно никому не нужно, а там — ценится!» — пояснил биснесмен Андрею. К Белому дому Костика толкнула классовая ненависть к коммунистам, он почему-то решил, что ГКЧП отберет у него кассетный бизнес, а затем, невзирая на справки, отправит служить в армию. У Белого дома было весело: собралось много молодежи, они пели под гитары, пили и ели то, что им периодически привозили какие-то взрослые дяди, по виду более успешные коллеги Костика в деле зарабатывания денег. Иногда, правда, юных защитников российской демократии охватывал страх, им мерещились полчища солдатни, готовой растерзать их на месте. Жалко было просто так отдать свою молодую жизнь, и поэтому тут же познакомившиеся парочки, решив «просто так ничего не отдавать», уединялись в подъездах близлежащих домов. Там же уединились и Костик со Светой, которую предварительно накачали водкой. На лестнице, в очень некомфортных условиях Светлана утратила невинность, но зато приобрела «мужчину всей своей жизни», как она называла Костика, который на эти признания реагировал вяло, внимательно разглядывая округлости и продолговатости тела Вики. Виктория кидала на Костика взгляды, которые явно свидетельствовали — она жалеет, что вместе со Светой не встала на защиту демократии, предпочтя отдых в Крыму в компании каких-то ребят. Правда, напряженный момент в истории родной страны девушка заметила — один из этих ребят, судя по всему, лет тридцати, в день обращения ГКЧП к народу повел Вику в ресторан, где они отметили это событие шампанским. Что произошло дальше, Виктория не рассказывала. Андрею хотелось порасспросить ее об этой поездке, но тут Костик спросил его: «А ты был у Белого дома?» Андрей давно уже не считал пребывание там подвигом, но почему-то смутился и со значительностью в голосе ответил: «Нет. Мы с ребятами блокировали здание ЦК. Там тоже было интересно». В подробности блокады комплекса зданий на Старой площади он решил не вдаваться. Разгорячившаяся после пары фужеров мартини, который девушки пили неразбавленным, Света вернула разговор к истории их взаимоотношений с Костиком. «Мужчина всей жизни» взял Свету работать на Арбат. Он тогда как раз начинал новое дело — решил торговать павловопосадскими платками и «горбами» — матрешками с изображением Горбачева. Теперь за лотком с кассетами сидела Светлана, а Константин, ездивший в Павловский Посад за товаром, помещался за развалом по соседству, страшно гордый тем, что он не спекулянт — его платки стоили дешевле, чем такие же, лежавшие в московских магазинах. И, несмотря на это, он «спокойно делал» в месяц больше десяти тысяч — деньги, казавшиеся Андрею очень большими. Но и на этом Костик решил не останавливаться. Теперь молодой предприниматель затевал новое дело, которое должно было принести ему еще больший барыш, какое, он, правда, не говорил. Что же касается Арбата, то и здесь Костик решил сохранить завоеванные позиции, посадив за лоток с платками своего человека — Викторию. «У тебя обязательно получится», — говорил он, все также плотоядно оглядывая девушку, которая посмеивалась и бросала на своего возможного работодателя многообещающие взгляды. Андрей чувствовал себя лишним и не мог понять, для чего его вообще пригласили. Впрочем, еще через пару-тройку тостов чувство неловкости отступило окончательно. Ему захотелось в туалет. Там пахло давно немытым унитазом и куревом, а по пожелтевшей клеенке, которой были оклеены стены, шныряли все те же тараканы. В ванной, куда он затем зашел умыться (в уборной его вдруг охватила усталость), было не лучше — та же клеенка и старая голубая плитка. Видно, в ванной он задержался, поскольку, выйдя, обнаружил, что в кухне никого не было. Зато из комнат слышалась музыка.