– Ей тяжело там, – Лари еще сопротивлялся искушению.

– Я приготовлю не хуже. Думаю, завтра вот этот… в таком же состоянии. Нужно подержать его ночь в тепле. Завтра положим в ноль градусов. Этот только через пару дней. Их убили в разное время, — сказал шеф, переминая австралийских кроликов в руках. – Это, если хотите, правильнее… к вашей матери.

Лари Кач был застигнут врасплох. Ему нужно было признать, что все траты, переговоры, вся эта кулинарная история, усилия стольких людей были ради него самого. И сейчас можно принять простое и правильное решение, не вредящее никому и ничему, кроме его совести. Даже не совести, нет. Ответственности за роль любящего сына…

– Я не смогу обмануть. Мы всегда говорим правду. Это основа. Что бы ни случилось.

– Скажи, что кролик австралийский, а шеф французский, – Бруно искренне не принимал мыслительный процесс своего брата. – Ты усложняешь, брат. Мама всегда так говорит: «Лари усложняет».

– Проект ваш. Ресторан. Как хотите. Я устал. Я смогу показать сто процентов только сегодня. Но самое главное! Эти сто процентов сможете оценить и понять только Вы, – добавил аргументов Клод Саджер. Его голос звучал чисто и правдиво. В его руке был большой нож.

Лари отошёл в сторону. Он молчал несколько минут.

– Её кролик будет не хуже?

– Я постараюсь.

– Я попрошу накрыть у воды. Ветер стих.

– Какого мне готовить сегодня? – шеф решил убедиться в решении Лари Кача.

– Вам написать контракт? Не заставляйте меня отказываться.

– Хорошо.

Океан успокаивался. Чуть в стороне от дома Джуд Кач на песке оставались следы. Они тянулись вдоль воды и становились почти незаметны в тех местах, где волны сумели дотянуться до них. Шаги человека, оставившего эти отпечатки, были ровные, словно метроном внутри него отбивал ровные интервалы. Лари Кач уже час шёл вдоль воды на север. Мысли путались с воспоминаниями. Желания перемешивались с амбициями. В его голове не было обычного для неё спокойствия. Он не был сентиментальным. Не был мягким и любящим. Но Джуд Кач была основой его мировоззрения. Черепаха, на которой стоит всё остальное. И теперь, в отсутствие её панциря, в отсутствие твёрдой поверхности, всем в её доме приходилось нелегко. Но, возможно, всё было проще? Дело было в бескорыстном чувстве? Любви к детям? Природной. Не зависящей от убийств, законов, достатка. Возможно. «Любви сложно сопротивляться, и ещё сложнее её терять», – так думал сорокапятилетний мужчина, прошедший несколько километров ровным шагом вдоль выброшенных штормом коряг, пластиковых бутылок и потрёпанных толщей солёной воды сёрфов. Где их хозяева?

Лари повернулся к воде.

– Бруно! – сказал он океану громко.

Океан не ответил. Тихий океан не был молчуном, но у него не было нужды затевать диалог с каждым, стоящим на его берегу. Он жил своей жизнью. Крики птиц. Шум мелких камней, катающихся не первый миллион лет под тяжестью и натиском воды.

– Я хочу поговорить с шефом.

Лари как будто ещё раз попытался заговорить с этой необъятной толщей жидкости. Так бы показалось человеку, жившему чуть раньше на этих берегах и заставшему разговаривающего в одиночестве человека. Но мы эволюционировали. Мы стали способны общаться с другими людьми, не глядя в их глаза. Не видя изменений на их лицах от неловких вопросов или комплиментов. Слова. Наш язык приобрел новую силу к началу нового века.

– Я передумал! Кролик для неё. Слышите?

Прохладный ветер отбросил с ушей чуть кудрявые, уже редеющие волосы. Лари Кач поправил беспроводной наушник и повторил:

– Шеф? Вы услышали? Ваш кролик должен быть завтра в тюрьме!

****

Камера

В ворота позвонили. Клод Саджер не ждал никого в это время. Третий день он находился в странном для себя состоянии. Психологи, коучеры и другие специалисты по человеческим делам точно обозначили бы это состояние. Эти…. Эти всему могут дать название. Они знают всё о человеческой натуре. Но разве мир стал лучше от их знаний? Ушедшему в забытье фермеру не было дела до их заработка. Он и сам мог назвать дерьмо дерьмом. Клод Саджер старший хорошо понимал, что является причиной его депрессии, а он, не стесняясь, называл своё состояние именно так. Кто-то еще верит, что можно вот так переживать, не есть, тосковать? Бросить все дела. Бросить 800 кроликов из-за женщины, которую не видел девятнадцать лет. Кто-то верит в любовь?

Луи справлялся. Единственное, что он не мог сделать за ушедшего в пьянство босса – убить. Но он нашёл решение. Второй день он отвозил кроликов на рынок в Ниццу. Путешествие занимало почти день, поэтому он решил, что впредь будет отдавать заказы раз в три дня. Основным покупателем кроликов являлся ресторан Саджер, а его звёздного шефа не было на месте. «Всё не так плохо, всё не так плохо», – думал подросток.

В ворота снова позвонили. Луи вышел открыть. Пришлось разбудить месье Саджера.

– К вам девушка. Красивая, – сказал он приоткрывшему глаза боссу.

– Я не доверяю твоему вкусу, Лу. Извини.

– Она говорит с австралийским акцентом.

Фермер привстал с кровати и обрушился на своего работника:

– С каких пор, Лу, ты разбираешься в акцентах французского языка, ты сам говоришь, как…

– Она очень красивая. С рыжими волосами. Её зовут Софи. Говорит, знает Вас… И у нас её кролик. Розовый. Но ведь… его украли, – не отставал Луи. Ему очень хотелось вывести старика из этого состояния. Может быть, эта девчонка?

– Черт с тобой! Это Софи. Дочь… Да ладно.

– Я и говорю! Софи.

– Принеси… Найди протокол. Этого сержанта, как его… Споки. О краже. Где-то в комоде. Поищи. Поищи.

Софи, скорее, обрадовалась исчезновению кролика. После разговора с матерью ей ещё раз хотелось взглянуть на этого человека. Что-то тянуло к его грубости и сложности. Возможно, всё-таки гены? Но её мать не знала, чей сперматозоид первым добрался до её яйцеклетки девятнадцать лет назад, и не хотела проверять. Рыжая Софи была совсем не похожа на своего австралийского отца, но имела такие же, как у него, ярко-рыжие волосы. Совпадение? Простое огненное доказательство? Прошлое было закрыто для её матери.

Мистер… Месье Саджер предстал перед девушкой совсем не таким, каким он был на поле. Помятый, то ли после долгого сна, то ли после алкоголя. Щетина и растрепанные волосы. Он казался стройнее и моложе. Но, возможно,