Обри отвел глаза. Он явно испытывал неловкость оттого, что госпитальер уличил его в нежелании присоединиться к крестоносному воинству. Но причина, и весьма убедительная, нашлась: король Ричард избрал морской путь, а сэр Обри абсолютно не переносил качки.

— Я едва не отдал Богу душу, когда мы угодили в шторм при переправе через Английский канал.[59] С тех пор я поклялся: больше никаких путешествий морем! Именно поэтому мы избрали кружной и опасный путь по суше.

Пение умолкло, на галерею доносился лишь негромкий перезвон струн, который вскоре потонул в гуле одобрительных возгласов и рукоплесканий. Грузный купец из Магриба,[60] один из самых богатых в караване, шагнул к даме и с низким поклоном протянул ей дар — шелковую шаль.

Кулак Обри де Ринеля обрушился на край балюстрады.

— Клянусь мессой! Вы только взгляните: ее одаривают, как площадную девку!

Он схватился было за меч, но Мартин удержал разгневанного супруга.

— Не вмешивайтесь, друг мой. На Востоке принято выражать одобрение, преподнося те или иные дары. И, замечу, эта шаль из такого шелка, который в Европе считается драгоценным. Поистине щедрый дар.

— Вы полагаете? — оживился сэр Обри. — Сколько же он может стоить?

Ожидая ответа, англичанин успел заметить в свете горевшего неподалеку факела усмешку на лице госпитальера, и спохватился:

— Собственно, мне нет никакого дела до этого тряпья. Жалкий купчишка смеет обращаться с высокородной леди, как покровитель! Это наносит урон ее чести!

— Вы не правы, сэр. У мусульман купцы в таком же почете, как и воины. Сам пророк Мухаммад был купцом…

Тот все еще продолжал ворчать и сердиться, когда Мартин внезапно решил: сейчас самое время принять предложение желтоволосого англичанина, от которого он поначалу уклонился, и посетить соседнюю греческую харчевню. Это позволит ему составить более полное представление о леди Джоанне.

Сэр Обри мгновенно воодушевился.

Оба спустились во двор и, пройдя позади слушателей, по-прежнему окружавших даму, покинули караван-сарай.

Вино в харчевне оказалось весьма недурным — густым и сладким, как большинство вин на Востоке. Мартин, сославшись на обеты, ограничился пряным шербетом, зато сэр Обри, осушив несколько кубков подряд, быстро захмелел, и язык его развязался. «Госпитальер» умело направлял беседу, и вскоре речь вновь зашла о супруге владельца Незерби.

— Не дивитесь, сэр рыцарь, что Джоанна надменна и окружает себя поклонниками, — Обри де Ринель внезапно стиснул крепкий кулак. — На самом деле все это — пустая видимость. Готов поклясться каждым гвоздем Креста Господня, что любит она одного меня. А как могло быть иначе, если я добился ее благосклонности, став победителем большого турнира в Винчестере… Право, никогда в жизни мне не приходилось видеть такого скопления народа, как там! И среди прочих — она, совсем еще дитя, младшая дочь одного из знатнейших лордов Англии и родственница самого короля… И, смею заметить, — одна из богатейших наследниц страны… О, мне было ради чего сражаться и преломлять копья, но я знал, как добиться своего, ибо я — лучший воин в Английском королевстве! Что и было признано, когда герольды во всеуслышание назвали имя победителя…

Сэр Обри поспешно опорожнил очередной кубок и продолжал:

— Видели бы вы, как смотрела на меня в тот миг Джоанна! И я понял, что означает этот взгляд, и повел осаду по всем правилам. Я нанимал толпы менестрелей, распевавших во весь голос под ее окнами, я назначал ей тайные встречи, осыпал подарками. Какая юная леди перед этим устоит? Когда же мы с ней пали на колени перед ее отцом и признались, что любим друг друга, гордый барон Артур де Шампер, владелец Малмсбери, Гронвуда и иных обширных земель в Англии, не смог ответить отказом. Сам король Генрих присутствовал на нашей свадьбе — ведь де Шамперы его родня, он всегда благоволил к ним… Так я, бедный рыцарь с далекого севера, стал членом могущественного рода и… — Язык сэра Обри уже заплетался, мысли путались. — Воис… воистину, я зав-воевал ее мечом и удалью, как рыцарь из баллады!..

Серо-зеленые глаза подвыпившего англичанина помутились, соломенные волосы растрепались, лицо пылало. Трудно было поверить, что этот рослый, но уже рыхлый и располневший мужчина всего семь лет назад был победителем известного во всем христианском мире турнира. Может, это всего лишь пьяное бахвальство?

Необходимо поручить Эйрику и Сабиру выяснить, насколько соответствуют истине рассказы сэра Обри. Но сейчас Мартину оставалось одно — поднять на ноги уже начавшего сползать со скамьи англичанина, доставить его в караван-сарай и сдать с рук на руки хмурому капитану Дрого.

Вместо благодарности этот сакс что-то сердито пробурчал. Из своих покоев на миг показалась леди Джоанна, бережно обхватила талию мужа и увела его с собой, что-то вполголоса выговаривая ему на ходу.

Может, она и впрямь так привязана к супругу, как уверял его сэр Обри?

В том, что задание, поставленное перед ним Ашером бен Соломоном, выполнить не так-то просто, Мартин убедился в течение двух следующих дней. Темнокосая англичанка держалась отстраненно, и все его попытки завладеть вниманием женщины оказывались тщетными. Серьезной помехой были и тамплиеры — они постоянно окружали Джоанну, словно второе кольцо стражи. С незнакомым госпитальером рыцари Храма вели себя учтиво, но холодно, всем своим видом давая понять, что его присутствие здесь неуместно.

Сэр Обри также не спешил представить вновь обретенного приятеля супруге. Он был приветлив с Мартином, расточал улыбки, при случае намекал, что не прочь повторить их визит в греческую харчевню, но тем дело и кончалось.

День отбытия каравана был полон суеты, как бывает всегда, когда большая группа людей, чьи интересы ни в чем не сходятся, покидает насиженное место. Но именно в этой суматохе Мартину удалось приблизиться к знатной даме, которую ему предстояло не только соблазнить, но и очернить.

Он поспешно спускался с галереи, а леди Джоанна поднималась к своим покоям, и они едва не столкнулись на ступенях. На краткий миг оба оказались близко, почти вплотную. Мартин впервые увидел лицо женщины вблизи и невольно восхитился. Нежная, без единого изъяна кожа цвета сливок, легкий румянец и торопливое дыхание, слегка приоткрытые яркие и полные губы, небольшой, изящный нос и широко поставленные глаза — серые, глубокие, с удивительным фиалковым оттенком.

Прекрасное всегда радует, и Мартин невольно улыбнулся. Во взгляде англичанки мелькнул лукавый блеск, но она тут же отпрянула, горделиво вскинув голову.

Мартин посторонился, отвесив учтивый поклон.

— Мадам!

Вместо ответа — едва заметный кивок.