Трамвай микроадмиралу подали вовремя, а пассажиры, проявив неожиданное уважение к военному, на места в хвосте вагона не претендовали, хмурясь носами и обмахиваясь газетами у передней подножки. Когда мичман икнул, пассажиры уговорили водителя остановиться за 200 метров от остановки, и у Жертв революции Гоша сошел в одиночестве, величественно, лишь слегка запутавшись в поручне на выходе из трамвая. Дальше шел горнолыжный спуск вниз, алгоритм которого был отработан в деталях до автопилотизма: ноги выставляем вперед, тело откидываем назад, перила под мышку, держась обеими руками за железо, ремень фуражки в зубы, закрываем глаза и считаем ступеньки — их должно быть 88. На 78-й ступеньке Бухарин услышал: «На флаг и гюйс смирно!», поэтому разжал руки и побежал… навстречу «ЗИЛу», выезжающему из ворот родной бригады. Благо что Гошин путь шел с горки — неповоротливый тяжелый грузовик уступил мичману всего полметра.

— Флаг и гюйс поднять! — услышал Бухарин. Он повернулся лицом к своему кораблю, приложил лапу к уху и преданно вытянул тело вперед. Потому и упал…

— Личному составу, разойдись! Офицерам и мичманам остаться на юте! Вы и вы, принесите ЭТО сюда! — рявкнул командир корабля…

— Здравствуйте! — нежно заглянул офицер в лицо Гоши. — Мы вас ждали! Дааа! Нам без цирка скучно! У нас мичмана-артиллеристы есть, а вот эквилибристов нет. Ага?! Вы ведь гимнаст?

— Тащ, старшина трюмной команды мичман Бухарин! Я!

— Ты — гимнаст и будешь гимнастить в цистернах неделю без схода на берег! Поняяял, гимнаст Дуров?! Цирковым медведям будешь завидовать!

Гоша печально опустил глаза — ему было стыдно. И даже вдвойне стыдно, потому что его клеш заканчивался золотой бахромой, а на колене блестела надпись «Kiss», черные ботинки оказались лакированными и на высокой платформе с подъемом.

— Вот почему я упал! — понял мичман. — В чем же Нюрка на работу пошла?

А войдя в свою каюту, Бухарин едва не завыл — на столе стоял злополучный телевизор, но был он уже не новым: на верхней крышке в масляных пятнах лежали остатки воблы, вместо усиков антенны торчали два затушенных о пластмассу бычка. И он выпил…

— Вставай, скотина! Учебная тревога! — тряс Бухарина за плечо командир группы лейтенант Ползунов. Династические повадки этого механика в седьмом поколении раздражали, но всегда помогали его подчиненным понять бесперспективность фехтования с поршнем — кулак Ползунова сдвигал вагоны, Гошу бы он запустил на орбиту, — Пожар на верхней палубе!

— Зачем? — вспомнил Гоша.

— Создать рубеж в районе шпангоута… Возгорание пневмокранцев… группе прибыть… — орала трансляция.

— Пошел ты в зад! — сказал Ползунов с особой злостью и выбежал из каюты, забыв на койке изолирующий противогаз.

— Яяяя! В?!. Ко мне, лейтенант! — проснулся Бухарин и вспомнил о горящих пневмокранцах — толстых черных резиновых колбасах, лежащих у фальштрубы. — Фее! В! Щас!

Гоша открыл зеленую сумку, вытащил маску, надел ее, продолжительно выдохнул и дернул чеку — в нос ударил кислород, давший его пьяному мозгу фору. Он побежал по трапам, не сознавая, что эту фору быстро пожирают озверевшие от бега частицы спирта. Когда Бухарин оказался наверху, фора оказалась съеденной. Падая головой вперед в промежность между чем-то круглым и мягким, он услышал противный звук «чпок» и забылся.

Проснувшись от кислородного голодания, Гоша снял маску и открыл глаза. Глаза ничего не увидели. Тогда он пощупал рукой и почувствовал что-то мягкое и липкое. И тогда он вспомнил крик лейтенанта, его страшные глаза и обидные пророческие слова.

— Я… в… заду?! — дыша мелко и редко, чтобы сэкономить кислород, ужаснулся мичман.

Гошу искали всем экипажем и весь световой день. Портовые водолазы оказались без работы, поэтому приехали быстро. Под килем они Гошу не нашли, но засекли богатые залежи пустых бутылок на перспективу. А вечером пришло водоналивное судно для заправки корабля. Боцмана стянули с пневмокранцев брезент, натянутый после учений, и стали поднимать один из них стрелой, чтобы бросить между бортами. Там Бухарина и обнаружили, спросив его:

— Ты куда, в зад, пропал?

Гоша вопроса не понял. Но пить Бухарин перестал… до перехода на службу в милицию.

Зайдите на корабль, наденьте повязку дежурного, именуемую «Рцы», и вы услышите вот это:

— Рубка дежурного — каюте старпома, рассыльного ко мне.

— Есть!

— Дзынь!

— Рубка дежурного — ют, тащ, к Керимбабекову земляки приехали. Прошу добро спустить Бабека на стенку.

— Только в сопровождении дежурного по низам. Вызывай сам!

— Дзыынь-дзынь!

— Дежурный, я долго буду ждать рассыльного?!

— Уже летит, тащ третьего ранга.

— Дзынь!

— Таварищт старыши лэтнант, матрос Керимбабеков. Там зэмэлы ка мнэ пршлы. Пращю дабро на схот!

— Бабек, я же сказал, Ъ, только в присутствии дежурного по низам[50]! Дзыынь-дзынь!

— Тащ, второй статьи Кузин. Прибыл с почты. Посылки раздавать будем?

— Сколько?

— Двадцать…

— Дежурным по боевым частям и службам наверх!

— Тащ, рассыльного вызывали?

— Ты где, ступидо, был?

— Бабека искал — к нему земели приехали.

— Так вот же он стоит!!! Пулей к старпому!

— Тащ, мэнэ зэмэлы ждют. Прщю добро схот.

— Где твои пойс и берет, чувырло?! Марш вниз — через минуту у меня!

— Дежурному по низам прибыть в рубку дежурного!

— Дзыынь-дзынь.

— Каюта 12, мичман Побегайло слуша-а-а-ик-ет.

— Павло, где эта сволочь?!

— Хто?

— Вовка — мой дежурный по низам, Ъ!

— Га? Якой?

— Поцикайло, Ъ!

— Тю, не знаю!

— Открывай дверь, гад! Открой, киевский шлепок, постреляю на хрен!

— Ну, шо ты, выпить хочешь?

— Ой, мама мины. Когда ж он успел заложить за шкентель[51]?

— Брааатан, захди! Павлуха, налей ему, Ъ.

— Рынду набью, урод! Урод! Сиди не высовывайся — смена через три часа. Появишься — трупом сделаю!

— Рубка дежурного — каюте старпома. Почему на борту моего корабля, мля, подаются неуставные команды!?

— Какие, тащ?

— Где дежурный по низам?! Почему вызываете его по трансляции?!