Над улицами Москвы затрепыхались растяжки в цветах имперского триколора:

ВОДКА «СУВОРОВ» — НАУКА ПОБЕЖДАТЬ НЕПРИЯТНОСТИ

Уроцкий очень гордился этой находкой.

— Отлично, — говорил он, раскачиваясь на стуле. — Итак, Пушкина и Суворова в расход пустили. Кто там следующий по списку?

От Лебедзинского ему передали ещё один розовый конверт, в котором было продолжение расстрельного списка. За каждое имя банкир предлагал втрое больше. Из конверта вывались на стол какие-то карточки. Уроцкий догадался: это портреты тех, кого надо убрать. Рука потянулась и — отдёрнулась. Это были маленькие иконки.

— М-да-а-а…. — протянул Уроцкий. — Если уж эти опоры удастся подрубить… грохнет нехило. Вся их Россия завалится к пресловутой матери.

Уроцкий поднёс к свету первую попавшуюся. Бледный лик мальчика, почти подростка, с золотым нимбом. Смиренно сложены на груди руки. «Царевич Димитрий» — с трудом прочитал Артемий славянскую вязь. Ну конечно, он хорошо знал историю. Он знал, что царевич Димитрий — сын Ивана Грозного и Марии Фёдоровны, что она из рода Нагих, что Углич был назначен ей с сыном в удел самим царём, и что после смерти Ивана Грозного царевич был отправлен туда с матерью и родственниками. И о спорах богословов и историков знал. Есть за что зацепиться, с этим отроком у него проблем не будет. Надо ехать в Углич! И прямо оттуда, так сказать, с места события, сделать программу. Приличные деньги и без особого труда. Это вам не Суворов, это вам не на пороховой бочке сидеть. И ждать изощрённых кадетских подлянок. Смиренный отрок, кто за тебя вступится? Да и колдунья-домохранительница своё дело знает.

Действительно, затравленный отмороженными подростками, журналист Уроцкий первое время в страхе прислушивался к тишине: никто не звонил ему на мобильный телефон, не взрывал петарды под окнами, не обстреливал конфетами из рогатки. Жестокие малолетние палачи, терроризировавшие Уроцкого несколько дней кряду, отступились. Прошла неделя — тишина. Он жался по углам своего огромного дома, не выпускал из рук мобильного телефона и каждый раз вздрагивал, когда ветка стучала в панорамное окно спальни. Он велел спилить проклятое дерево.

Ведьма-телохранитель, поселившаяся во дворе, на берегу пруда, в синем комфортном трейлере, почти не показывалась на глаза: раза два только видел Уроцкий, как колдунья в сером пальто и чёрной шляпе прохаживалась вдоль забора, царапая по кирпичу, оставляя какие-то знаки.

Чудесная женщина, она и правда защищала его от скинхедов. Какое благо! Под такой защитой можно ещё потешить себя весёленькими взрывами. У подрывника Артемия Уроцкого есть ещё порох в пороховницах. Как жахнет! Этой долбанной России со всеми её патриотами мало не покажется. Надо ехать в Углич. Завтра же! А сейчас спать. Он на цыпочках прошёл мимо спальни жены. В гостиной у него есть любимый диван с мягкими замшевыми подушками. Артемий любит этот диван и эти подушки. Он с удовольствием вытянул своё уставшее от дневных попечений тело и мгновенно заснул. А среди ночи…Он не закричал, он в ужасе затаился. У дивана кто-то стоял. Артемий не видел ночного гостя, но чувствовал его. Последнее время эти отмороженные кадеты научили его быть осторожным.

— Не надо ехать в Углич, не надо… — услышал Уроцкий совсем тихий и совсем не агрессивный, а просящий подростковый голосок.

Жутью заскулила душа. Кто мог знать, что он собрался в Углич? Ведь он никому не успел об этом сообщить.

— Кто здесь? — выдохнул хрипло.

— Царевич — прошелестел голосок. — Кто?!

И совсем тихо, почти шёпотом:

— Царевич Димитрий…

И будто поступь лёгкая по ковру, к двери.

До утра Артемий боялся пошевелиться. А к утру понял: ему здесь жить не дадут. Никакая колдунья во дворе, оснащённая по последнему слову магической техники, не защитит его от этих скинхедов. Если он останется, то просто сойдёт с ума и закончит свои дела в окружении лучших европейских психиатров. «На острова, — решил он, — и как можно скорее…» Вскоре Уроцкий позвонил Сарре и сообщил, что разрывает контракт, платит Лебедзинскому неустойку и уезжает на острова.

— Вы не можете так просто соскочить! — шипела Сарра.

— Могу, Сарра, могу. Я всё решил окончательно. Мне опять угрожали, меня предупредили, если я… — голос Артемия задрожал.

— Кто угрожал вам? — насторожилась Сарра.

— Царевич… Связь прервалась.

— Проклятый мальчишка! Это опять он, опять Царевич! Она завертелась по объекту «М», засуетилась.

— Вызывайте даймонов! Подростка надо возвращать! Вы понимаете, что сделает господин Бха Цха, если узнает? Ведь он был наш, совсем наш.

— Никто, кроме Царицына, не мог. Остальные — тупые, только выполнять его задумки могут. Значит, он не вполне наш… — заламывала руки Сарра.

— Уверяю вас, Царицын — под контролем. У него нет никакой русской защиты, — убеждала ведьма. — Хотите докажу? Вот смотрите… Через полчаса он с высунутым языком прибежит, ну скажем… в магазин Буре на Кузнецком мосту. Чтобы купить себе новые часы.

— Давайте проверим, — охотно согласилась Сарра. Надо отдать должное Ивану Царицыну. Он оказался на

Кузнецком мосту ровно через тридцать пять минут после того, как в его голову впервые пришла мысль поскорее заменить громоздкий и несуразный хронограф с дарственной надписью ФСБ — на более современную и дорогую модель.

— Хвала Принципалу, Ванька ещё наш, — выдохнула Сарра с облегчением. — Одного не пойму… Кто же тогда вывел из игры негодяя Уроцкого?

* * *

От Козельска по пустынной бетонке в сторону Оптиной пустыни шли двое: широкоплечий мальчик в кадетской шинели и меховой шапке, надвинутой почти на глаза, чтобы было тепло, и девочка в отороченной дешёвым мехом курточке, закутанная в клетчатый шарф. Петя и Ася спешили, боясь опоздать к Всенощной.

Храм дохнул на них ласковым теплом. Они остановились недалеко от выхода, и Петя стал вглядываться в лица молящихся: вдруг Телегин…Он ведь верующий, не может он, живя где-то рядом с Оптиной, не приходить сюда на службу. Но Телегина не было.

После службы ручейки прихожан растеклись по храму тоненькими струйками. К каждому священнику — своя. Из алтаря вышел небольшого роста худой пожилой священник, намётка на клобуке разметалась крыльями от его неожиданно стремительной походки. Он встал у аналоя справа от алтаря, рядом с Казанской иконой, утопающей в огоньках свечей.

— Старец Илья, старец Илья… — прошелестело вокруг, и, казалось, уже слаженное течение ручейков заволновалось, перепуталось, кое-где даже пошло вспять. К старцу ринулись со всех сторон. Он немного подождал, пока угомонятся разволновавшиеся прихожане, и лёгким кивком головы пригласил первого. Петя почему-то почувствовал, что им надо непременно поговорить именно с этим старцем.

— Подождём, — шепнул он Асе. — На улице перехватим. Старец вышел, когда уже на Оптину опрокинулись холодные, промороженные звёзды.