– Ну уж нет! – выкрикнул Нери, задыхаясь от ярости. – Можете лишить меня всего, но извиняться перед ним я ни за что не буду! Я готов понести административное наказание четвёртого уровня! Я ничуть не раскаиваюсь в совершённом, и считаю, что поступил по совести!

– Подумайте, Нери 42, – Дея посмотрела на Нери почти умоляюще, – не мне Вам объяснять, на что способен Гандива 2.

Нери не слышал её слова. Адская смесь из возмущения, отчаяния и бессилия ослепила и оглушила его, отрезав от мира.

– Да плевал я! – вскричал он, со всей силы стукнув кулаком по столу. Сенсорный дисплей, лежащий перед Деей, подпрыгнул на гладкой полировке. – Никогда ему меня не унизить!

– Нери, Нери… – пробормотала Дея с долей удивления. Ладонь придвинула стакан минеральной воды. Солнечные лучи мелко дрожали на поверхности жидкости. – Вы вправе поступить так, как сочтёте нужным. Я лишь даю совет, потому что не хочу, чтобы этот проступок сказался на Вашей учебной истории. Из-за этого у Вас могут возникнуть трудности при устройстве на работу.

Всполох заката дерзко ударил по глазам Нери, заставив его захлопнуть веки.

– Я… – он захлебнулся, подавляя новую вспышку агрессии.

– Всё в порядке, Нери 42, – Дея сдержанно кивнула, – никто не собирается Вас линчевать. Каждый имеет право оступиться.

Нери неуверенно приподнял стакан. Кубики льда мелодично звякнули. Вспомнился весёлый вечер в компании отчима. Правда, сомнительного, резкого запаха на этот раз не было. Лишь весёлые пузырьки, подпрыгивая, резвились под носом. Колючий глоток освежил разум, затушив пыл раздражения.

Всего лишь минералка. Хотя, он не отказался бы сейчас и от «Номера один».

– Что теперь? – Нери бросил неуверенный взгляд на город, распластавшийся за окнами кабинета. Улицы дразнили, выставляя острые шпили высоток в небо.

– Для начала, объяснительная записка, – Дея показала на пачку чистой бумаги, – на имя заявителя. Вы должны объяснить Гандиве 2 мотивы своего поступка и как-то себя оправдать.

Нери торжествующе сощурился. Красноречие – его конёк. Сейчас он повернёт события так, что члены комиссии по разбору нарушений ахнут. Как бы Гандиве в итоге оправдываться не пришлось.

– Я объясню, – Нери ухмыльнулся, доставая из кармана джинсов устаревший пережиток прошлого – чернильную ручку. Кнопочка упруго щёлкнула под пальцем, обнажив блестящий стержень.

Дея промолчала в ответ. Заходящее солнце подпалило тёмные силуэты городских зданий за её спиной, сделав их края ослепительно-оранжевыми.

Нери уставился на безупречно-белое пространство бумажного листа. Его разбирало безумное желание надавать Гандиве по самомнению. Чернильный стержень любовно коснулся бумаги, выводя на снежном поле круглые буквы. Нери сосредоточенно прикусил губу, любуясь результатом.

«Гандива, ты – урод! Ты лижешь сильным и топчешь слабых!» – кричали в никуда фиолетовые разводы.

Не пойдёт: слишком эмоционально. Слишком искренне. Не пристало выставлять свои слабые места напоказ. После такой тирады велика вероятность прослыть перед комиссией несдержанным и недалёким скандалистом.

Нери безжалостно скомкал лист. Бумага отвратительно заскрипела. Шуршащий комок полетел в корзину дезинтегратора мусора. Устройство с довольным гудением всосало в себя добычу.

Нери придвинул к себе другой лист. Руки его дрожали.

«Девятнадцатого ноября 2344 года, – старательно вывел он, – я, Нери 42, 04.11.2326 г.р., проживающий по ад…»

Металлический корпус ручки задрожал в ладони. Стержень вывел размашистую дугу, переходящую в крюк.

– Только не это! – проговорил Нери машинально. – Не сейчас, умоляю!

– Что? – Дея наморщила лоб.

– Ничего…

Пот проступил на лбу десятком мелких капелек. Ручка заплясала между пальцами, выводя неразборчивые каракули на листке бумаги. Знакомое покалывание пробежало по коже предплечья. Мгновение – и правая рука безжизненно упала на стол. Ручка сердито брякнулась о пол, отлетев по инерции в угол кабинета.

– Что с Вашей рукой?! – вскричала Дея, вскочив со своего места.

– Ерунда, – образы перед глазами Нери начали двоиться, сливаться в непонятный круговорот, перемешиваясь в оранжевом пламени догорающего дня, – сейчас всё пройдёт… Можно я… Я…

Пол под ногами мелко завибрировал, заставив потерять опору. Нери беспомощно уставился в потолок. Сквозь пелену забвения он едва заметил, как к нему подлетела Дея. Губы её беззвучно шевелились, в глубине широко раскрытых голубых глаз плескалась растерянность.

Поле зрения стремительно покрывалось чёрными пятнами кровоподтёков.

Кажется, Дея отчаянно трясла его за плечо…

Полёт по коридорам бесконечных лабиринтов перешёл в затянувшееся падение. Тьма мягкой капсулой сомкнулась вокруг. Единственное, что чувствовалось в этом мёртвом вакууме – как диафрагма ритмично сокращается, позволяя лёгким нагнетать в кровь кислород.

– Зажми жгут крепче, – донёсся сквозь дрожащий сумрак женский голос. – Вот так!

Темнота растворилась роем мух в пронзительно-белом. Веки приподнялись, позволив сфотографировать гладкий потолок. Оказывается, простая попытка открыть глаза может отнять столько энергии! Повинуясь инстинкту самосохранения, Нери снова зажмурился и погрузил себя во тьму. Необходимо было накопить силы для более впечатляющих результатов.

– Какие ужасные вены! – возмутился рядом другой голосок: высокий и визгливый. Он почему-то показался Нери знакомым. – Я не могу их поймать!

Нери сделал вдох, пытаясь собрать мозаику воспоминаний по частям. В горле неистово заклокотало. Память воскресила тренировочный зал, залпы стрельбы и жёлто-зелёные вспышки лазера. Дальше временную линию затягивала вязкая пустота. Разорванная нить событий восстанавливалась в коридоре лечебницы, пахнущем допотопной хлорной известью. Последнее, что помнил Нери – как на его лицо надвигается прозрачный купол маски для наркоза.

И, кажется, за пару минут до этого он подписал информированное согласие. Левой рукой.

Негусто. Недостающих паззлов скопилось слишком много.

– Учись, – ответил первый голос. – Ты ведь собираешься работать субреа. И не с такими дело иметь придётся.

В локтевой сгиб вонзилось что-то острое. Волна зудящей боли пробежала по нервам. Нери одолевало непреодолимое желание выдернуть руку у неизвестных мучителей и удрать прочь. Но увы: сил не хватало даже на то, чтобы откашлять жужжащую в горле мокроту.

– Никак не попадаю, – снова заверещал капризный голосок.

– Учись, милая, – неразборчиво пробормотала женщина. Хрипловатые интонации едва прорывались сквозь шуршание бумаг и звон стекла.