Небо как будто вняло его мольбе: он различил девушку в толпе. Она плясала коло с незнакомцами. Млада тоже заметила Косту. Он стал пробиваться к ней. Она опустила глаза, боясь показать, как ей нравится танцевать. Коста не колебался: они взялись за руки, и он впервые поймал ее любящий взгляд.

– Старуха лжет. Зага не вернулся.

– Знаю.

– Я не люблю его.

– А кого же ты любишь?

Млада коротко вскрикнула, потому что Коста вдруг выскочил из толпы танцующих и на радостях совершил два опасных кувырка, вперед и назад.

У Косты было тихо. Едва слышались последние звуки пения, через раскрытое окно смутно доносились голоса пьяниц, и видно было, как в небе, словно падающие звезды, вспыхивают огни победного салюта. Млада медленно разделась. Коста оказался быстрее. В проникающем из окна свете они смотрели друг на друга. Их губы уже готовы были слиться, когда треснуло стекло. В спальню ворвалась старуха со старинным пистолетом, кубурой, в руке:

– Может, для тебя война и закончилась, но для меня – нет!

– Я не вернусь!

– Вернешься, потаскуха! Тебя жених ждет!

– Все ты врешь, старая шлюха!

– Я не вру! Ты вернешься, или я пристрелю тебя!

– Нет!

Старуха вытащила старый пистолет, которым грозила Косте. Обезумев от страха, Млада бросилась бежать через груды щебня. Старуха за ней. Коста кинулся следом, на бегу натягивая штаны и рубаху. Он без труда вскарабкался по каменистому склону и увидел, что старуха вот-вот схватит Младу. И резко остановился, когда старая карга направила на него свою кубуру:

– Назад! У нее есть муж!

Тут Коста впервые осознал, что мог бы отдать жизнь за Младу. Чувства подсказывали ему, что в его любовной истории появилась неожиданная подробность. И он спокойно повернул назад.

В деревне продолжалась попойка. Вдруг луна осветила силуэты десяти вражеских солдат. Мягко ступая, они по очереди скользнули в окоп. И без труда устранили первого часового! В тот разудалый вечер никто не расслышал его крика, никто из крестьян не увидел, как так же бесшумно были задушены еще трое часовых. Да и как они могли? Деревня по-прежнему, со все нарастающим шумом, весело праздновала победу.

Утром Косте пришлось навьючивать осла.

Повсюду виднелись следы вчерашнего гулянья. Кашевар встал и, как всегда, улыбался. Когда Коста пришел за флягами, он прибирал в кухне.

– Еще день-два, и это тоже станет историей, – заметил он.

– Не говори так, прошу тебя!

– Война окончена, мой мальчик. Подписано международное соглашение. Прощай, армия, и да здравствует жизнь!

На знакомой до последнего камешка дороге Коста заприметил змей, одна из которых была особенно хороша. Он знал, что теперь их ждут с большим нетерпением: его и молоко.

Коста осторожно вошел в деревню. Когда он привязывал осла и снимал фляги, из хлева после дойки вышел Зага. Он дружески протянул Косте руку, и тот в растерянности пожал ее, виду не подав, как мучительно ему это знакомство.

– Зага Божович?

– Откуда ты знаешь?

– Кто не знает Загу Божовича? Воин, герой!

Визжа тормозами, возле дома остановился грузовик Тамича, и двое парней, махнув Заге в знак приветствия, бросились вынимать из кузова столы и стулья.

– Готовитесь к славе?

– Нет, приятель, к свадьбе! Моей! Семь лет она ждала, пока я не вернусь с фронта!

«Неустанно», – про себя добавил Коста, пытаясь избавиться от кома в горле.

Но солдат Коста не сдался и сумел скрыть свою боль под еще более широкой, чем обычно, улыбкой. А кровь молниеносно разнесла его страдание по всему телу.

– Поздравляю. А где Млада? – спросил он.

– В Требинье. Мать повезла ее купить свадебное платье.

– А твой костюм уже готов?

– Фирменный. Купил в дьюти-фри Абу-Даби. Супер!

Коста двинулся обратно в Увийеце. Обернувшись, он заметил, что на столах перед домом уже разостланы свадебные скатерти, а лампы вставлены в патроны. Он надеялся разглядеть среди людей Младу. Он все видел, все слышал, но не мог убедить себя в том, что его роман и вправду окончился. К тому же окончание войны и его поразительное празднование в деревне сделали Косту очень недоверчивым. Он верил, что еще встретит Младу, и улыбка на лице была тому доказательством.

Только ступив на Змеиную дорожку, Коста позволил себе подумать о том, что никогда не увидит Младу. И он заплакал. Подавленный, с низко опущенной головой, он не спешил вернуться в Увийеце. Слезы капали на землю. Вдруг со стороны деревни послышался сильный взрыв. Коста бросился бежать, споткнулся и упал. Едва оказавшись на земле, он увидел, что его ноги тугими кольцами стягивает змеиный хвост. Он не мог пошевелиться: змея обвилась вокруг него. Встревоженный, он принялся вырываться, пытаясь высвободиться. Тщетно. В самые худшие моменты жизни Коста всегда умел сохранять ясную голову. Но сейчас ничего не получалось, он стал пленником, как бывает во сне, когда силишься и не можешь сделать ни одного движения. Скованный неведомой силой, он подумал, что его нынешнее неловкое положение ужаснее всех мыслимых кошмаров самых страшных снов. Каждый его сустав словно был зажат струбциной, а сам он чувствовал себя, как в тисках краснодеревщика. Впервые в жизни он ощутил все, до последней и самой крошечной, кости своего скелета. Он был абсолютно беспомощен, не способен ни на миллиметр сдвинуть руку или ногу. Он бы все отдал, лишь бы высвободиться из змеиных объятий!

«Так тебе и надо, – подумал он. – Никто не платит добром за добро».

И все же ему удалось наконец опереться на пятки, выпрямиться, перевернуться через себя вместе со змеей, по-прежнему обвивавшей его. Они вместе скатились с холма и остановились возле большого валуна. С ужасом, близким к благоговению, Коста рассматривал голову рептилии. В ожидании укуса он чувствовал, как кровь стынет у него в жилах. Все части его тела, вплоть до самых маленьких, коченели одна за другой. Вдруг ему показалось, что змея ослабила хватку. Он взглянул на ее голову и оцепенел: она оказалась больше его собственного кулака! Змея лизнула его. Замерев, Коста ждал укуса. Внезапно его осенило: почувствовав, что зажим ослабел, он сделал резкое движение, стараясь высвободиться. К несчастью, змея мгновенно отреагировала и сжала его еще сильней. Коста опять принялся извиваться, на сей раз уже без опаски, потому что теперь он больше не боялся умереть. Он со стоном ворочался то влево, то вправо, стараясь высвободиться. Его конечности были парализованы, шейные жилы вздулись, брюшные мышцы сокращались, словно его рвало. Единственное, чего ему иногда удавалось добиться, – это ненадолго уменьшить контакт своего тела с туловищем змеи, всего на несколько секунд, после чего леденящие объятия смерти снова смыкались. Все тепло ушло из его тела: змея полностью поглощала то, что кровь все еще разносила по венам. С каждой секундой, миллиметр за миллиметром, силы покидали его. И все же Коста слышал, как в районе Увийеце затихают взрывы. И он с покорностью умирающего отдался во власть змеи. Его инертность и мокрые от слез глаза были началом конца. Его ноздри уловили запах пожара.