Дедушка Милли был коллекционером. Коллекции, конечно, бывают у многих – комиксы, игровые карточки, фигурки героев. Но дедушка не коллекционировал что-то определённое – у него дома была куча всего. Он определённо был коллекционером, но что именно собирал, Милли не понимала. Всё казалось совершенно случайным. Оглядев гостиную, она увидела на одной стене старые номера машин и колёсные диски, на другой – старые бейсбольные биты и теннисные ракетки. Перед входной дверью с одной стороны на страже стояли рыцарские доспехи, а с другой – облезлое чучело рыжей рыси, угрожающе скаля клыки. В одной стеклянной витрине в гостиной стояли старые фарфоровые куклы-младенцы с острыми зубками и странными взглядами. Они были жутковатыми, и Милли старалась держаться от них подальше, хотя иногда они всё равно снились ей в кошмарах, кусая её теми самыми маленькими зубками.

Её спальню переоборудовали из бабушкиной швейной, и там до сих пор стояла старая швейная машинка, хотя бабушка умерла ещё до рождения Милли. Дедушка переставил туда узкую кровать и комод для Милли и её вещей, и она попыталась создать в комнате свою атмосферу. Она повесила на прикроватный светильник чёрный кружевной шарф, чтобы приглушить свет. Комод она украсила восковыми свечами, а на стенах развесила плакаты с Куртом Падальщиком, её любимым певцом.

На одном плакате, повторявшем обложку альбома «Трупное окоченение», Курт ощерился, показывая металлические клыки. На подбородке виднелась идеальная красная капелька крови.

Проблема была одна: как бы Милли ни старалась подстроить комнату под свой характер, у неё мало что получалось. Швейную машину никуда было не деть, а обои были кремового цвета и украшены маленькими розовыми бутончиками. Даже несмотря на клыкастую пасть Курта Падальщика на стене, в комнате всё равно оставалось что-то по-старушечьи милое.

– Суп готов! – крикнул дедушка с нижнего этажа. Он всегда так объявлял ужин, хотя ещё ни разу в жизни не приготовил суп.

– Минутку! – крикнула в ответ Милли. Ей на самом деле было плевать, поужинает она или нет, но она всё-таки вытащила себя из постели и медленно спустилась по лестнице, стараясь не врезаться и не споткнуться о рухлядь, которой был завален, казалось, каждый квадратный дюйм этого дома.

Милли встретилась с дедушкой в столовой, где стены были украшены сувенирными табличками с названиями и достопримечательностями разных штатов, в которых он побывал с бабушкой, когда она была ещё жива. На одной из стен, впрочем, висели копии старинных мечей. Что символизировали они, Милли не знала.

Дедушка был таким же странным, как и его коллекции. Его жидкие седые волосы были всегда растрёпаны, а носил он всегда один и тот же замызганный коричневый кардиган. Он вполне мог сыграть роль какого-нибудь чокнутого изобретателя в старом фильме.

– Кушать подано, мадам, – сказал дедушка и поставил на стол тарелку картофельного пюре.

Милли села за стол и осмотрела отвратительный на вид ужин: больше похожий на кашицу мясной рулет, картофельное пюре из пакетиков и шпинат со сливками, который – она знала точно – был практически вморожен в глыбу льда, а из морозилки дедушка достал его прямо перед тем, как разогреть в микроволновке. Такой ужин можно съесть, даже если у тебя нет зубов (чего ещё ожидать, подумала Милли, если для тебя готовит старик).

Милли положила в тарелку порцию пюре – единственного, что казалось съедобным на этом столе.

– Обязательно возьми немного мясного рулета и шпината, – сказал дедушка, передавая ей миску с зеленью. – Тебе нужно железо. Ты всегда такая бледная.

– Мне нравится быть бледной.

Милли пользовалась светлым тональным кремом, чтобы её лицо казалось ещё бледнее по контрасту с чёрной подводкой для глаз и чёрной одеждой.

– Ну, – сказал дедушка, накладывая себе мясной рулет, – я, конечно, рад, что ты не жаришься целыми днями на солнце, как мама в твоём возрасте. Но хоть немного румянца на щеках тебе бы не помешало.

Он протянул ей тарелку с рулетом.

– Ты же знаешь, что я не ем мясо, дедушка.

Мясо – это отвратительно. А ещё ради него убивают.

– Ну тогда поешь шпината, – сказал дедушка и положил несколько ложек на её тарелку. – В нём много железа. Знаешь, когда я учился готовить для себя, я налегал в основном на мясо: мясной рулет, бифштексы, ростбиф, свиные отбивные. Но если ты найдёшь мне какие-нибудь вегетарианские рецепты, я попробую по ним приготовить. Думаю, для моего здоровья тоже будет полезнее есть меньше мяса.

Милли вздохнула и размазала шпинат по тарелке.

– Не утруждай себя. Поем я, не поем – это же совсем неважно.

Дедушка отложил вилку.

– Нет, важно. Все должны есть. – Он покачал головой. – Тебя вообще никак не порадовать, девочка моя? Я пытаюсь быть любезным, узнать, что тебе нравится. Я хочу, чтобы ты здесь была счастлива.

Милли оттолкнула тарелку.

– Пытаться меня осчастливить – пустая трата сил. Я несчастлива. И знаешь, что? Я рада, что несчастлива. Счастливые люди просто врут себе.

– Ну, раз тебя не ждёт впереди ничего, кроме горестей, тогда, пожалуй, тебе надо заняться уроками, – сказал дедушка, доедая свою порцию пюре.

Милли закатила глаза и торопливо вышла из комнаты. Уроки – это страдание. Школа – это страдание. Вся её жизнь была страданием.

Вернувшись в свою злосчастную комнату, Милли открыла ноутбук и ввела в поиске «знаменитые стихи о смерти». Она перечитала свои любимые – «Аннабель Ли» (кошка, тёзка героини, лежала свернувшись на кровати у Милли) и «Ворона» Эдгара По, потом нашла стихотворение Эмили Дикинсон, которого раньше не видела. В нём говорилось о Смерти как о парне, который ищет себе девушку для свидания. Свидание со Смертью. От одной мысли об этом у Милли закружилась голова. Она представила себе Смерть – красивого незнакомца в чёрном плаще, который выберет именно её, чтобы навсегда избавить от скуки и страданий повседневности. Может быть, он даже будет похож на Курта Падальщика.

В порыве вдохновения она взяла свой чёрный кожаный дневник и начала писать:

Она знала, что стихам необязательно рифмоваться, но Эдгар По и Эмили Дикинсон писали в рифму, так что она решила писать стихи тоже в рифму. «Неплохо», – решила она.

Вздохнув от ужасного осознания того, что ждёт впереди, она закрыла дневник и достала учебники. Алгебра. Что такое алгебра пред лицом неизбежной человеческой смерти? Да ничто. Ну разве что если у неё будут в школе плохие оценки, то родители попросят дедушку не выдавать ей карманных денег. А она копила на новые траурные украшения из гагата. Милли открыла учебник алгебры, взяла карандаш и принялась за уроки.