Он научился бродить, не привлекая к себе внимания. Покупал еду в уличных ларьках, где не было камер наблюдения, остальные продукты – в «Мигросе», большую часть дня проводил в парках, где камеры были редки. Таким образом, он вел внесистемную жизнь, почти не оставляя следов, хотя совсем автономной ее нельзя было назвать. Скорее, жизнь в тени. Хотя после похищения министра ООН, незаконного вторжения в ее квартиру и ночных споров с ней полиция как пить дать объявила его в розыск. Не говоря уже о происшествии на озере Маджоре. От личности Залцмана вскоре придется отказаться. Но пока что Фрэнк мог прятаться всего в километре или около того от квартиры министра. Так он и делал.

Мэри столкнулась с новой проблемой – круглосуточной полицейской опекой.

Разумеется, бывают проблемы похуже. Она сама поражалась, почему наблюдение так ее бесило, пока не поняла: у нее отняли личную жизнь. Или по крайней мере привычки и личное пространство. Вместо них – пустота и ощущение горечи.

После того как полиция закончила принимать показания, Мэри легла в постель и попыталась заснуть. Где там. Полицейские сидели у нее на кухне и дежурили внизу, у входной двери. Такой порядок, видимо, будет продолжаться не один день. Мэри прокляла своего похитителя миллион раз, ненавидя его все больше и больше, стоило ей вспомнить о происшествии.

Обида обидой, но слова незнакомца не давали ей покоя. Один мысленный вид его лица выводил ее из равновесия. Какая бешеная убежденность в своей правоте! Обычно Мэри недолюбливала таких типов и не доверяла им, однако этот, следовало признать, был не похож на других. Жуткая уверенность была навязана ему против воли. Встреча со смертью лишила беднягу рассудка. Если разобраться, молодой человек всего лишь накричал на нее. Похитил, чтобы поспорить? Ну, вдобавок резко хлопнул туалетной дверью. Похититель по-своему старался не выйти из себя, действовать одним убеждением. Слова вместо ударов кулаком по лицу. Слова как бумажные пули разума. Стоило их вспомнить, как сердце Мэри начинало бешено колотиться. Память обжигала лицо.

Из-за этого утром в офис она явилась в дурном настроении. Ей пообещали, что будут держать в курсе расследования, однако Мэри сомневалась, что услышит что-либо важное или вовремя. Молодой человек был уверен в своем умении прятаться. Это само по себе выглядело странно. Завидная уверенность, тем более в Швейцарии! Мэри предположила, что у похитителя в Цюрихе или где-то рядом было некое убежище, где он мог быстро залечь на дно, не отправляясь в бега.

Рано или поздно все выяснится. А может, и нет. Тем временем министра на каждом шагу сопровождали телохранители – вежливый швейцарец или швейцарка, а иногда целых три постоянно сидели у нее в квартире. Черт, черт, черт! Проклятый остолоп, убить его мало.

В офисе Мэри толпой окружили сотрудники, выражали сочувствие и все такое. Министр отправила их по рабочим местам и связалась с Бадимом. Секретарь ехал поездом из Женевы, прислал по телефону соболезнующее сообщение: ему только сейчас передали, он будет у нее, как только доберется до министерства. Бадим выразил надежду на совместный обед. Предложение было кстати – неплохо бы покинуть офис и открыто поговорить в таком месте, где их не услышат. А телохранителям можно сказать, чтобы держались на приличном расстоянии.

Сразу же после полудня Бадим вошел в кабинет министра, подошел к Мэри, подержал ее руки в своих, внимательно посмотрел на нее и жестом изобразил объятия. Они вместе дошли до трамвайной остановки, купили сэндвичи, шоколадки и кофе и двинулись в маленький парк с видом на позеленевшие медные крыши высшей технической школы и город, раскинувшийся на западном берегу реки. Присели на одну из парковых скамей. Телохранители Мэри заняли место поодаль, оставив несколько скамей свободными, хотя даже не пытались скрывать свое присутствие.

Мэри пришлось хорошенько подумать, насколько довериться Бадиму, и это усилие, как все остальные утренние усилия, из-за усталости вызвало шквал противоречивых мыслей в голове. Что-то в душе сопротивлялось тому, чтобы рассказывать всю историю до конца. Но и полностью избежать рассказа она не могла.

– Вчера выдалась сумасшедшая ночка, – начала Мэри.

– Мне очень жаль. Ты в порядке?

– Я-то в порядке. Надо думать, за мной наблюдали? Полиция увидела, как я вхожу в дом с мужчиной, и пришла проверить. Часом позже, должна заметить. Видимо, камеры засекли, они просмотрели запись и только тогда приехали. Пока я ходила открывать, похититель сбежал.

– Я уже слышал. Рад, что с тобой ничего не случилось. Или случилось?

– Нет!

– Извини.

Они некоторое время молча жевали. Город – обычная серая каменная масса с торчащими из нее кранами. Реки с их скамьи не было видно, и только на юге маячил узкий серп озера с длинным холмом, упирающимся в Утлиберг.

– Я много думала о нашем положении, – сказала Мэри, утолив голод. – Нашей закавыке.

– Какой именно?

– Нам вменили в обязанность представлять интересы людей и животных будущего, по сути, спасти для них биосферу, но мы не справляемся. У нас ничего не получается, потому что наш инструментарий слишком слаб. Ты говорил что-то в этом духе во время нашей прогулки у озера. Мир катится в пропасть, а мы не успеваем отклонить его движение, чтобы он не разбился вдребезги.

Бадим некоторое время продолжал жевать сэндвич.

– Согласен.

– И что нам с этим делать?

– Не знаю.

Мэри посмотрела на коллегу. Невысокий темнокожий мужчина, очень умный и спокойный. Много повидал. Работал на индийское правительство и правительство Непала, созданное на базе революционной организации маоистов. Служил в «Интерполе». Мэри решила пустить пробный шар.

– Мне кажется, нам нужен отдел тайных операций.

Бадим опешил. Посмотрел на Мэри долгим взглядом, несколько раз моргнул и спросил:

– Что ты имеешь в виду?

– Мне кажется, мы должны создать в министерстве секретный отдел, который продвигал бы наше дело тайными методами.

Бадим немного подумал.

– Какими именно?

– Не знаю, – Мэри, жуя, на минуту погрузилась в мысли. О неистовом взгляде похитителя. О пережитом страхе. – Я не сторонница насилия, – сказала она наконец. – Нет, правда. Я ведь ирландка. Я видела, какой оно причиняет вред. И ты, я знаю, тоже видел. Тайные или гражданские войны оставляют неизгладимое клеймо. Так что я не имею в виду убийства. Или физический ущерб. Мы не ЦРУ. Но почему бы не действовать в обход закона или правил. Без дипломатических церемоний. Если это послужит делу. Каждую акцию в каждом конкретном случае тайно обсуждать и взвешивать, стоит или не стоит ее проводить. Я имею в виду действия, от которых, если схватят за руку, можно откреститься.

Бадим подавил улыбку, едва заметно покачал головой.

– От этого даже не пахнет тайной. Одна из характеристик секретного агентства – неуловимость. Никаких записей, ничего нельзя хакнуть, никто не болтает с посторонними. Начальство не должно знать этих людей в лицо. В случае утечки секретной информации ты как глава агентства должна иметь возможность отрицать не только собственную причастность к тайным операциям, но даже осведомленность о них, причем не прибегая к каким-либо объяснениям или оправданиям.