Не хочу. Слова жгут язык, но я не могу их произнести. Другие бы убили за тот шанс, что есть у меня. Я знаю достаточно людей со своего курса, для которых верхом мечтаний было бы устроиться к нам. А я сижу здесь, в этом кожаном кресле, напротив двух управляющих, и мне приходится прикусывать язык, чтобы заткнуться. Это еще один шаг в направлении, в котором я с каждым годом, да что там, с каждым днем, хочу двигаться все меньше. Это не моя мечта, а папы и Александра. Может, она была моей когда-то, но не сейчас.

С другой стороны, есть ли у меня вообще выбор? Проектирование было моим основным предметом в течение трех лет. Родители платят за обучение в колледже, чтобы я мог сделать что-то сам. Мне двадцать два, и со следующего семестра я перейду на последний курс. Как глупо было бы все бросить. Неужели бесчисленные часы за ноутбуком, в гостиной, в лекционных залах и мастерских, бесконечные дни на стройках во время каникул и множество бессонных ночей пойдут насмарку? Я не могу выбросить это все. Я никогда не сдаюсь, и ненавижу терпеть неудачи. Даже если это означает, что мне придется отказаться от собственных желаний.

Вздохнув, я тру переносицу.

– Знаю, – отвечаю я. – Не беспокойся.

Блин, я очень хорошо понимаю, что мы со всем этим разберемся. И как я мог что-то возразить, когда в глазах папы столько гордости. Когда он рассказывает друзьям и коллегам о двух своих сыновьях, которые скоро присоединятся к компании и продолжат семейное наследие, то светится. Он даже решил, что на старости лет будет жить в доме, который мы вместе спроектируем и построим своими руками, тогда как его внуки, следующее поколение Империи Уиттакеров, будут играть в саду. Как, черт возьми, я должен сказать ему, что не хочу ничего из этого? И хуже: как я могу сказать, что не хочу быть частью всего, ради чего он и дядя Александр усердно трудились, но также не имею ни малейшего представления, как должно выглядеть мое будущее?

Я просто не могу. Может быть, это и делает меня трусом. Я уже подвел Джаспера, не могу и не хочу разочаровывать еще и семью.

– Уверен? – настаивает он. Не нетерпеливо, не требовательно, с отчетливой грустью в голосе. Я вижу это по тому, как углубляются морщины на его лбу, а взгляд карих глаз становится обеспокоенным.

Я сжимаю губы.

– Да, – выдавливаю я. – Поеду в Ричмонд во вторник.

– Хорошо. – Он задумчиво смотрит на меня, затем возвращается к папкам и бумагам, которые разложены перед ним на кофейном столике. – Ты что-нибудь слышал о своем брате?

Если бы мне пришлось вести список лжи, которую выдумал для семьи этим летом, то там бы уже было двадцать пять пунктов.

– Он в порядке, – слова легко слетают с моих губ. – Он вечно в пути и очень занят.

Нам пришлось придумать историю, которую мы могли бы рассказать родителям, но прежде всего папе и дяде Александру. У нас бывают семестровые каникулы, поэтому просто исчезнуть не вариант, да и придумать стажировку в другой компании было не так легко. В итоге мы придумали поездку, которую Джош, безусловно, хочет совершить до того, как начнет работать. Пока ложь работает, ведь брату разрешают иногда звонить, но это все только вопрос времени, когда дерьмо выльется наружу. Лекси что-то подозревает. Папа и дядя Александр, правда, застряли в проблемах, но они не тупые. Рано или поздно поймут, что Джош вернется не так быстро, как планировалось.

Честно? Понятия не имею, сколько времени ему еще придется пробыть в клинике, чтобы пройти реабилитацию. Может, пару недель? Месяцев? Не знаю. Весь этот год был дерьмовым. До того момента, как я смог заставить его пройти терапию, прошли месяцы. Месяцы, в течение которых я бился вместо него на подпольных боях по всей стране, чтобы он не рисковал своей жизнью в таком состоянии. И чтобы мог расплатиться с долгами, которые наделал к тому времени. Затем умер Джаспер, я не успел с ним поговорить. Мои экзамены стали полной катастрофой, и я провел все лето подчищая за Джошем его дела, отчаянно пытаясь придумать для него алиби перед семьей.

– Ну вот и все для начала, – добродушно улыбается дядя Александр. – Давай отпустим мальчика. Я же понимаю, что ему не терпится уйти.

Застигнутый врасплох, прекращаю качать ногой и встаю, прежде чем они успевают передумать.

– Спасибо.

Отец выглядит несколько раздраженным, хотя пару секунд назад был полностью погружен в разложенные на столе планы.

– Увидимся дома.

Я киваю и поспешно удаляюсь. Между тем уже скоро восемь. Дерьмо. Хейли, наверно, уже заждалась. Я бегу вниз по лестнице, мимо пустой приемной к своей машине. Через несколько минут сворачиваю на главную улицу и паркуюсь около закусочной. Потом вылезаю из «доджа» и бегу ко входу.

Хейли не сидит внутри за столиком и не ждет наверху в комнате, а стоит перед зданием. Она переоделась в модные джинсы с дырками, которые ей очень идут, ткань облепляет ее ноги, как вторая кожа. Еще на ней топ на бретельках и длинные сережки из перьев. Она снова распустила волосы. Хейли внимательно смотрит на меня, заставляя на мгновение забыть, каков наш план.

– Привет. И прости, – наконец говорю я в знак приветствия. – Встреча в офисе заняла больше времени, чем я думал. Давно ждешь?

Она качает головой.

– Все в порядке. В каком офисе?

Я вздыхаю.

– «Уиттакерс». Семейный бизнес. Штаб-квартира все еще находится в Фервуде – если ты доедешь до восточной окраины города, то вряд ли пропустишь это здание.

Хотя я не могу представить, как мне, слово прикованному к столу, приходится вести переговоры с покупателями до конца жизни, в моем голосе слышится горделивая нотка. И это на самом деле так. Я горжусь папой и дядей Александром и считаю потрясающим то, что они построили вместе. Но это не значит, что я хочу быть частью их бизнеса.

– Ничего себе, – улыбается Хейли. – Звучит потрясающе.

Я киваю, потому что для меня эта тема исчерпана. Большим пальцем указываю на улицу позади себя:

– Идем?

– Я готова к не-свиданию.

После разговора с отцом и дядей я все еще напряжен, но шутка вызывает у меня легкую улыбку.

– Пока что, – подчеркиваю я. – Пока что это не свидание.

Она качает головой, но ничего не добавляет.

Мы идем бок о бок мимо закрытых магазинчиков на Мейн-стрит, мимо кафе-мороженого, перед которым люди все еще стоят в очереди, мимо цветочного магазина моей мамы и книжного, где работают мама Лекси и ее невестка, Мэри Энн, и наконец добираемся до бара «У Барни». Можно услышать доносящиеся оттуда музыку и возгласы: кажется, веселье здесь никогда не заканчивается. Но это изменится не позднее, чем через два-три часа, когда люди разойдутся, – всем завтра вставать на работу.

Я открываю дверь и придерживаю ее для Хейли, которая на мгновение кажется пораженной, но входит внутрь. Когда я следую за ней, то быстро понимаю, почему здесь так многолюдно. Дарлин и ее коллеги поглощены работой, на каждом мало-мальски свободном пространстве перед сценой стоит человек.