— Не угостите? — гнусаво спросила я.

Моя пачка осталась в машине, а машина в десяти кварталах отсюда.

Девчонка дала сигаретку и прикурить. От сигареты пахло духами и ментолом. Я глубоко затянулась и раскашлялась с непривычки. Девушки какое-то время с сомнением поглядывали на меня, точно решали, не нужна ли мне помощь. Потом потеряли интерес — в клубе никого не удивишь слезами. Они затушили окурки под струей воды, и пошли к выходу.

Я пару раз жадно затянулась, сосредоточенно глядя в грязный рукомойник. Где-то с третьей затяжки начала успокаиваться. В горле першило и стало холодно от мощного ментолового вкуса. Гадость.

Я раскашлялась, пытаясь потушить ментоловый пожар в горле, бросила окурок в мойку и прополоскала рот теплой водой.

Лучше убираться поскорее.

С транспортом проблем нет, рядом с клубом дежурят машины такси — место хлебное.

Хорошо, в кармане остались средства от парня из «Бочки». В этом мире правят деньги, мать их. Вон, ради них мои парни готовы на все — и вывернуть меня наизнанку тоже.

Я покинула «Авалон», упала на заднее сидение такси и сразу протянула деньги.

— К «Бочке»!

Когда мы отъезжали, я бросила взгляд на крыльцо. За мной никто не вышел.

Со вздохом облегчения я отвернулась к окну. Меня ударило по нервным окончаниям, в голове вспыхнуло воспоминание: мы уезжаем из «Авалона»… За рулем Кир. Позади стонет Руслан. А я смотрю в боковое окно, как сейчас, сквозь капли дождя, в которых отражаются яркие огни клуба, и ни о чем не думаю.

Я крепко зажмурилась. Боюсь об этом думать, боюсь вспоминать.

— Тебе плохо? — хмыкнул пожилой таксист. — Перепила? По клубам шляетесь… Вот, дочка у меня тоже…

Он начал рассказывать о неизвестной мне девчонке. Несмотря на бурчание, в голос пробивалось тепло — он любил дочь, пусть непутевую. Меня не любил никто. Сегодня любое неосторожное слово бросало меня в прошлое.

Я хотела, чтобы меня успокоили…Помогли. Но те единственные, кто мог, слишком озабочены своими счетами.

— Потише, пожалуйста, — пробормотала я, меня мутило.

Таксист заткнулся. Наверное, подумал, что эта наглая соплюшка реально перепила.

Он высадил меня у «Бочки», с неодобрительным лицом отсчитал сдачу. Ну да, привез из одного клуба в другой, да еще в социальное дно. Рокеры надрывались за дверью, а улицы заполнил молодежный контингент такой наружности, что страшно жить на свете.

А мне плевать. Обо мне столько думали, столько говорили за спиной… Это же Оливия. Их пленница.

Я выбралась из такси и потащилась по темному переулку к «ситроену». Нужно было сказать таксисту сразу ехать сюда, но я не запомнила адрес. В этом лабиринте можно потеряться.

Панки, рокеры, их поклонники, юные выпивохи, проститутки, бездельники — все остались у клуба. Я брела по улице, меня мутило, как от похмелья.

Уже возле машины я наклонилась, опираясь на капот и меня стошнило на тротуар. Я откашлялась, сплюнула и вытерла рот рукавом. Немного легче. Не физически, но морально, а остальное приложится.

Чувствуя себя полностью разбитой, я устроилась за рулем. Съездила, подработала, называется… Можно возвращаться домой.

К себе я поднималась, мрачно глядя под ноги и борясь с желанием послать весь мир подальше. Уже подходила к двери, бормоча проклятия, как вдруг заметила, что рядом с ней, скромно улыбаясь, стоит Лера.

Я остолбенела, заметив сестру.

— Ты чего на ночь глядя? — удивилась я, нащупывая ключи.

Та пожала плечами, и я молча открыла дверь. Из темной квартиры пахло свежим ремонтом и пряностями. Не дом, а чудо.

— Входи, — предложила я.

Я захлопнула дверь и щелкнула выключателем. Прихожую залил яркий свет — я люблю лампы дневного света. Они напоминают о времени, что мы втроем провели на природе.

На Лере было светло-розовое платье, белые туфли и бежевый кардиган — наряд куколки. Он не слишком подходил к черным волосам и лицу уверенной в себе женщины. Ей бы деловой костюм или вроде того, но меня не спрашивали.

Вот вообще, не в моем прикиде кривить нос. Я одета так, что врагу не пожелаешь.

Сестрица сняла кардиган. Оказалось у платья короткие рукава с белым кантом. Красиво.

— Решила заглянуть, — она поджала губы и развела руками, словно стеснялась внезапной вспышки родственной любви. — Узнать, как ты тут…

— Нормально, — пожала я плечами, недоумевая, чего еще вообще принесло. — Будешь чай?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Лера тут же ухватилась за возможность сделать вид, что это подружкины посиделки.

На кухне я включила чайник. В прозрачный заварник побросала всякого: чай, сухие веточки смородины, листья малины, чего придется. Затем достала из шкафа льняные салфетки и бросила на стол.

Сестра удивленно наблюдала за мной — я слишком тщательно готовилась к рядовому чаепитию.

К салфеткам, столовым приборам не меньше пяти штук и прочим приколам меня приучили парни. До того, как я к ним попала, я даже не знала, как выглядит молочник. Мне казалось, это такая банка или что-то в этом духе. Я всегда пила молоко из пакета.

Между нами говоря, ребята были совсем не джентльменами. Когда они ели там: на поляне под яблоней или в лесу, это выглядело не так красиво. Но я привыкла и прощала им, как близким прощают вредные привычки.

Еще у меня была скатерть, но я ею не пользовалась. Пришли бы гости, тогда да. Но человек я негостеприимный, так что скатерть пылилась на верхней полке. А вот салфетки мне нравились. Я регулярно пользовалась ими, чувствуя себя почти аристократкой. Ножом я тоже овладела, меня Зверь научил. В смысле, столовым ножом.

— Классные салфетки, — заметила сестра.

Я пожала плечами. Иногда мне одиноко, но болтать все равно не люблю.

Когда было совсем грустно, я купила кактус и назвала его Ричардом. Кактус, к сожалению, засох, а других друзей я не завела.

Я залила заварник кипятком, и мы с сестрой устроились за столом, поджидая, пока поспеет чай.