– Людочка, – набрасываюсь на нее с объятиями, едва переступив порог, – меня взяли на лейбл. Со мной подпишут контракт! – напеваю, прыгая вокруг экономки с громкими воплями.

– Девочка моя, я тебя поздравляю.

Люда пускает слезу, начиная суетиться. Она всегда была такой. А еще лет до восьми я воспринимала ее не как Агатину помощницу по дому, а как свою бабушку. Потому что большую часть своего детства мы с Серым провели именно с ней. Пока остальные члены нашей семейки были по горло заняты работой.

– Сейчас поставлю чайник.

– А где Агата?

– В душе.

– Я тогда буду в гостиной, – кричу Люде в ответ.

Усевшись в Агино кресло-качалку, пишу Ваньке сообщение.

«Завтра еду на студию. Ваня, со мной подпишут контракт, я им понравилась:)»

Токман, к сожалению, не отвечает. Хотя я уже привыкла, что он не всегда может это делать. Опять, наверное, какие-нибудь нормативы сдает.

Закидываю ноги на стол.

– В чашку мне еще положи, – Агата с кандибобером на голове в виде махрового полотенца заходит в гостиную.

Снова недовольничает. Вот не умеет она по-другому.

– Не ворчи. У меня шикарная новость…

– Люська уже разболтала. И? Рассказывай все в деталях, – отметает лежащую на столе салфетку в сторону, медленно опускаясь на стул.

– Завтра еду на студию. Продюсеру все понравилось. Буду петь свои песни.

Агата с усмешкой закатывает глаза.

– Молодо-зелено. Ладно, поживем – увидим.

– Что ты имеешь в виду?

– У каждого мало - мальски продюсера есть свой собственный формат. Не думай, что все будет так сладко, как тебе говорят. Пока ты никто и звать тебя никак, считаться с тобой будут разве что в выборе цвета помады на губах, и то не факт.

– Умеешь ты поддержать.

– Или подготовить к тому, что ждет каждого начинающего артиста.

Люся приносит чай, а я погружаюсь в себя, задумываясь над словами Агаты. Неужели она права и все окажется именно так?

– Серёжа тебе не звонил?

Аги настырно вклинивается в мои мысли, бросая в свою чашку два кубика тростникового сахара.

– Не звонил!

– Не огрызайся. Ты лучше завтра, когда поедешь на студию, контракт сразу не подписывай. Скажи, что хочешь прочесть. Я позвоню своему юристу, чтобы он эту филькину грамоту посмотрел. А то отдадут тебя в музыкальное рабство лет на пять, и будешь сидеть, глазами хлопать.

– Все, – окончательно взрываюсь, – я домой.

– Заплачь мне тут еще. Кто тебе, кроме меня, правду скажет? А?

– Боже, сколько вас, великих правдорубов, вокруг развелось. Ты, папа, Серый. Самим не надоело? Нашли себе девочку для битья.

– Вот! – Аги хлопает в ладоши и широко улыбается. – Наконец-то голос прорезался, а то ни рыба ни мясо. Сядь уже, поедет она. Я тебе поеду.

На выдохе прижимаю пятую точку к стулу и внимательно смотрю на тетушку.

– Что? – приглаживаю торчащие волосинки на висках.

– Как с Иваном дела?

– И откуда ты все знаешь?

– Тебя все еще удивляет моя осведомленность?

– Нет. Я уже привыкла, что Агата все и про всех знает. Нормально у нас дела. Лучше всех.

– Это похвально. Прекрасный мальчик. Была бы я помоложе…

– Фу, Агата!

– Шучу-шучу.

– Только вот бабушке его я, кажется, не понравилась.

– А тебе и не надо нравиться какой-то престарелой карге, милочка моя. Если бы я, – вытягивает указательный палец, – на минуточку, золотой голос Советского Союза, всегда думала о том, нравлюсь ли я мамашам своих мужей, ни разу бы замуж не вышла. Так что плюнь и разотри. Был у меня один, из обкома, тот еще мамкин сынка. Она же нам жизни спокойной не давала. Так, как ты думаешь, что я сделала?

– Что?

–  Так и сказала: «Ты, милый мой, с кем живешь? С ней или со мной?»

– А он?

– А он меня замуж позвал. Мишенька это был, мой второй муж.

– Я ждала чего-то более жизнеутверждающего. С Мишенькой ты как бы развелась, потом.

– Потому что, Таточка, я влюбилась.

Агата как-то невесело поджала губы и отвела взгляд.

– Влюбилась и пропала.

– А почему тогда и с ним развелась?

– Я за него замуж и не выходила. Так хотела. А он не звал. Правда, любовь у нас была на разрыв. Дышать порознь страшно было. Так проснешься иногда и думаешь: «Мамочки, только бы это не заканчивалось. Как я жить-то без него буду?» А теперь ничего вот, живу.

– С ним что-то случилось?

Замечаю выступившие слезы на тетушкиных щеках, которые она сразу смахивает платочком.

– Случилось, – выдыхает уже с улыбкой, – он женился на другой, эмигрировал...

– Как? А как же любовь?

– Милая, иногда обстоятельства гораздо сильнее наших чувств или желаний. У него были очень влиятельные родители. Отец настоял, да и сам он хотел уехать из Союза. Правда, – Агата склоняет голову вбок и замирает, – через несколько лет он ко мне на концерт приходил. В Нью-Йорке. Красивый, статный. Дипломат. С такой миниатюрной девочкой под ручку. Жена его.

– И что? Вы поговорили?

Агата отрицательно качает головой.

– Незачем было. К тому же в то время нельзя было свободно на гастролях в чужой стране передвигаться. Ты всегда был под присмотром…

– А потом?

– А потом я снова вышла замуж. В третий раз. И никогда больше того человека из прошлого не видела. Шесть замужеств – и ни одного, хотя бы немного похожего чувства. Пустота…

…От Агаты возвращаюсь ближе к вечеру. Переодеваюсь и еду на работу. Что бы там ни происходило с контрактами и студиями, есть мне пока все же на что-то нужно.

По дороге звонит Ванька.

– Привет. Я тебя поздравляю.

– Завтра поздравляй, сегодня еще рано, – улыбаюсь, а у самой на душе такая тоска после Агатиной истории.

– Ты какая-то грустная? Или мне кажется?

– Нет, была у Агаты, она рассказывала про свою жизнь, и я даже прослезилась. Оказывается, у нее такая любовь была… такая любовь. Она шесть раз замуж выходила, а так никого больше и не полюбила, – всхлипываю, а в ответ слышу лишь тишину.

Ванька, кажется, слегка завис.

– Извини, я просто не могу реагировать на такие вещи без эмоций, – вытираю слезы. – Когда у тебя