Что же, хотя бы с Ленкой все в порядке. Никуда не исчезла и живет прежней жизнью. Наверное.

– Может, мне попробовать застать ее дома?

На лице Сани мелькнуло быстрое и неопределенное выражение. И глаза она сразу же отвела.

– Она не так давно переехала куда-то за город, к своему другу, – без особой охоты сообщила девушка. – Я не знаю точно, где это. Да и вряд ли она хотела бы… – Саня поморщилась, сглатывая остаток фразы.

Невинное слово «друг», словно ледышка, скользнуло за ворот. Я тоже поморщился. Похоже, Саня это и заметила, потому что немного иным тоном добавила:

– А может, она уехала к своей тете, в другой город. Голос ее мне показался расстроенным. В таком состоянии она обычно ездит к тетке… Говорит, что там ей спокойнее. Это где-то в Академграде.

– Мне очень нужно с ней поговорить, – как можно проникновеннее проговорил я. – Срочно.

Саня пристально взглянула на меня. На лице ее явственно читалось сомнение. Выглядел я, надо полагать, не то чтобы очень располагающе. Чужое, уже испачканное пальто, осунувшаяся и опухшая физиономия, беспокойный взгляд…

– Если хотите, можете подождать ее здесь… Если она не уехала из города, то, скорее всего, вернется, – неуверенно предложила Саня, махнув своим кувшином в темноту. Кувшин жизнерадостно гукнул, выскочил из пальцев девушки и глухо зазвенел по полу, тут же канув во мраке. – Проклятие! – воскликнула Саня, впервые обнаруживая признаки явных эмоций. – Теперь его не найдешь…

– Закатился куда-нибудь, – предположил я легкомысленно. – Сейчас глянем.

– Он не закатился, – огорченно возразила девушка, морща лоб. – Он спрятался. И теперь станет таиться от нас. – Она шагнула в сумрак зала и опустилась на колени, осматриваясь вокруг.

– А свет тут есть? – Я машинально последовал ее примеру, пытаясь после освещенного коридорчика привыкнуть к темноте выставочного зала.

– Верхний свет нельзя, – сердито сказала Саня, – это же изделие Сумеречников. При ярком свете оно разрушается… У вас есть спички?

– Нет.

– Тогда подождите здесь, я сейчас… – Она легко поднялась, отряхивая пыль с коленок. – Если услышите что-нибудь, попробуйте схватить или хотя бы посмотрите, куда он двинется… только осторожней, он кусается!

Она убежала, оставив меня в изрядном изумлении, на корточках, посреди неосвещенного, гулкого зала. Я немедленно услышал всяческие звуки. Много всяких звуков. Один необычайно напоминал раздраженное змеиное шипение.

Я опасливо прислушался. Определенно рядом что-то было. Некий запах стлался в воздухе… Однако желания хватать «это» не возникло. Совсем даже напротив – захотелось залезть на что-нибудь неприступное.

Наверху приоткрылась дверь – голоса и смех зазвучали на несколько мгновений громче. Что-то резко хлопнуло, и сверху стал спускаться зыбкий оранжевый круг света. Саня несла в руках едва тлеющую керосиновую лампу.

Остановилась рядом, поставила лампу на пол и закрыла дверь в коридорчик. Мрак в Галерее сразу же сгустился до чернильно-непроницаемого и скопился в щелях и нишах как смола. Стало даже хуже, чем в полной темноте. За пределами неяркого светового пятна различить что-либо было почти невозможно.

– А огня этот ваш кувшин не боится? – с досадой поинтересовался я.

– Настоящий огонь они очень любят, – заверила девушка шепотом.

Нечто тихонько зазвенело. Мы синхронно метнулись в темноту, чудом не опрокинув лампу. Пальцы коснулись прохладного твердого и одновременно подвижного, как панцирь черепахи. В тот же момент уже мою руку накрыла Санина ладонь, и она торопливо скомандовала: «Не отпускайте!»

Ни за что! – подумал я, вдыхая аромат ее кожи. В зыбком свете оставшейся позади керосинки черты лица девушки смазались, но глаза блестели ярко и азартно. И даже в полутьме я мог различить изгиб каждой ресницы. Из-под косынки выбились волнистые пряди, и Саня машинально качнула головой, отбрасывая их.

Нечто под пальцами шевельнулось. Неприятно так. Округлый бок был слегка шершав и недостаточно холоден для металла. Словно спинка насекомого. Я, наверное, все-таки вздрогнул, потому что Саня тихонько засмеялась:

– Никогда прежде не встречали такое?

– Только слышал мельком. Они действительно живые?

– Да, по-своему. И обожают удирать на свободу…

Кувшин выскользнул из-под рук. Саня перехватила его поудобнее и поднесла к огню, рассматривая.

– Бедняга, – приговаривала она, оглаживая какие-то царапины и смахивая пыль со своего сокровища. – Это я виновата, не следовало его выносить сюда, здесь слишком много света…

– Как же вы их будете выставлять? – полюбопытствовал я. – В темноте? Или это не для экспозиции?

– Для них заказаны специальные светильники. Но до экспозиции еще далеко. Сейчас Галерея готовит персональную выставку Леаны. – В голосе Сани обозначился холодок.

Она провела пальцем по зубчатому узору на боку кувшина, вздохнула и закончила прежним отстраненным тоном:

– Если хотите, подождите ее. Но случается, она не появляется несколько дней, даже если обещала прийти. Или заглядывает только под утро.

– Я подожду, если вы не возражаете.

Девушка пожала плечами.

– Как хотите.

Она отвела меня в знакомую комнату, где на столе все еще стояли невымытые чашки и лежало раскрошенное печенье. Лужа пролитого тогда кофе испарилась, оставив на столешнице коричневую, липкую кляксу. А под столом валялся опрокинутый стул. И даже куртка моя по-прежнему висела на крюке.

– Тут не прибрано, – несколько виновато заметила Саня. – Лена сама сюда не заходила, а она не любит, когда кто-то хозяйничает без спросу. Но, наверное, она не станет возражать, если вы подождете здесь. В большом зале темно… Я скажу сторожу, что вы ждете Леану, – добавила она, со значением покосившись. – Если что-нибудь понадобится, то я буду в мастерской. Это самая дальняя дверь, возле служебного входа. Только не зажигайте свет. А если заскучаете, то поднимайтесь на второй этаж. Там люди всегда рады гостям и никогда не спят…

Улыбка мельком коснулась ее губ.

– Вы тут все по ночам живете?

– Днем слишком суетно.

Дверь замкнулась, и на мгновение я испытал приступ острой паники. Захотелось бежать отсюда немедленно. Но навалились тишина и тепло – и паника уступила, недовольно ворча.

Первым делом я слопал все печенье, оставшееся в пачке, и выхлебал из кофейника ледяной и смертельно невкусный напиток, имевший с кофе лишь сомнительное родство в десятом колене. В конце концов, это угощение Ленка предназначала мне.

Впрочем, голод даже не притупился.

Я снял с крючка свою куртку и обшарил карманы. Все оказалось на месте. Мои похитители не опустились до банального грабежа. Что ж, хотя бы это говорит в их пользу. Хотя, возможно, они просто очень торопились.