Второе письмо пришло из посольства. В нем излагалась родословная Кашпутту, из которой явствовало, что он и в самом деле каким-то краем является представителем правящей династии. Лет сто назад дочь одного из братьев правившего в ту пору князя Буттулала, пройдя в монастыре обряд отречения от своей родовой крови, вышла замуж за богатого купца и землевладельца. У них родилось трое сыновей. И если двое старших продолжили дело своего отца, полностью уйдя в торговые дела, самый младший, каким-то образом узнав о подлинном происхождении матери – в семье об этом говорить запрещалось, – вдруг начал проявлять бунтарские настроения.

Обу Хаттапа не захотел быть купцом и ушел в сословие кшаттру – воинов. Явив недюжинные способности в науках и воинскую доблесть, он, в конце концов, возвысился до поста начальника княжеской гвардии. Уверовав в то, что воинские подразделения полностью ему подчинены и преданы безраздельно, начальник гвардии начал готовить вооруженный мятеж. Но он даже не догадывался, что за ним с некоторых пор очень внимательно начали следить тваты – сотрудники тайной службы безопасности. И за день до того, как незадачливый путчист планировал выступить против князя, к нему пришли двое тватов, которые принесли ему чашу с соком травы тоо-му. И тогда он понял все. Не сказав ни слова, начальник гвардии принял чашу и, стоя на ступеньках княжеского дворца, выпил ее без остатка.

Когда он умер, его жена сменила имя и вырастила сыновей в духе преданности трону. Они ее надежд не обманули, оба стали достойными людьми, работающими на благо Буттулала. У старшего из сыновей детей не было очень долго. И когда наконец-то у него родился сын, его назвали Кашпуттту – «желанный». Мальчик с детства являл хорошие способности в учебе, и, когда он вырос, отец отвез его в Россию учиться дальше. В Москве Кашпутту поступил в МГИМО – он очень хотел стать дипломатом. Именно в ту пору, в середине девяностых, по мнению сотрудников службы безопасности княжества Буттулал, Кашпутту встретился с американским дипломатом Сайрусом Спиллингом. И эта встреча, скорее всего, была не случайной.

Американские спецслужбы, имевшие большие виды на Буттулал, как свою потенциальную опорную базу, внимательно отслеживали судьбу каждого из членов рода Обу Хаттапа, и их выбор пал именно на Кашпутту. Судя по всему, узнав о своих высокородных корнях, внук путчиста решил идти той же дорогой смуты, мятежа и свержений. Но если его дед опирался исключительно на своих соотечественников, своих соплеменников, то Кашпутту решил сделать ставку на иноземцев, что наверняка осудил бы даже бунтарь Обу Хаттапа.

Так что сейчас в границах Буттулала он признан изменником, и его ждет лишь одно – чаша с ядом.

Дочитав присланное ему письмо до конца, Лев задумался. Теперь уже на все сто можно было считать бывшего советника посольства Буттулала организатором и исполнителем похищения национальной реликвии княжества. Но неясно было другое. Неужели человеку так хотелось власти, что он готов был пойти даже на сговор с теми, кто видел его маленькую страну покорным вассалом заокеанского «дяди» или даже частью территории близкого соседа? Неужели он был столь недалек и наивен в своих устремлениях, что верил, будто ему позволят занять трон и править княжеством с той же широтой полномочий, каковые сегодня имеет Хаммато Рути Ашшага? Нет, едва ли… Скорее всего, он знал, на что идет. Просто он хотел очень много денег, только и всего.

Утром, не заезжая на работу, Лев на своем «Пежо» отправился в Можайск. Руля в западном направлении по Можайскому шоссе, некогда известному как Старая Смоленская дорога, он смотрел на придорожные ландшафты, во многих местах все еще заснеженные. Утренняя заря окрашивала их в мечтательный розовый цвет и подсвечивала снизу облака, вальяжно плывущие в небесной вышине.

Машина стремительно летела по трассе, с уже оголившимися от снега обочинами, которые за ночь по-зимнему покрылись искрящимся инеем. Приемник, настроенный на одну из местных FM-радиостанций, передавал новости столичного региона. Вполуха слушая скороговорку из динамиков, Гуров автоматически отмечал все то, что входило в сферу его профессиональных интересов. Ссылаясь на источники в областном УВД, диктор сообщил о случившемся вчера вечером налете грабителей на отделение банка, в ходе которого бандиты захватили несколько миллионов рублей. Далее последовала информация о массовой драке, произошедшей у одной из новостроек. Меж собой схлестнулись гастарбайтеры двух азиатских государств, пустив в ход ножи и куски арматуры. В ходе стычки, в которой приняли участие более сотни человек, есть раненые, один в реанимации. Полиция задержала более десятка участников драки, и им грозит немедленная депортация.

«Ну да, ну да… – саркастично усмехнулся Гуров. – Депортация… А через месяц они снова будут здесь. Это называется «мартышкин труд»…»

Он вспомнил недавний случай, когда в одном из райцентров Подмосковья был обнаружен подпольный цех по производству овощных консервов. Там на положении рабов в немыслимых пещерных условиях жили и работали более двух десятков «гастеров» из Узбекистана. Как выяснилось позже, хозяин цеха (что интересно – тоже уроженец Средней Азии, благодаря женитьбе получивший российское гражданство) со своими рабами не церемонился. Любое неподчинение подавлялось железным прутом, а самых непокорных рабовладелец мог даже убить. Рядом с цехом было найдено два захоронения, в которых оказались трупы «умерших от тоски по родине», как объяснил подмосковный бай.

«Что ж там у них за жизнь такая, если их даже этот беспредел не пугает?! – подумал Лев. – Вот цена их «борьбы за свободу» в девяностые и последующие годы. Теперь они свободны от «русских оккупантов», от медицины, образования, работы и зарплаты. Хороша «свобода» – остаться с голым задом!..»

Автомобиль стремительно мчался по вполне удовлетворительного качества ленте асфальта, оставляя позади подмосковные поселки и малые города – Одинцово, Голицыно, Кубинка, Дорохово… Где-то через час после пересечения МКАД, миновав пригороды Можайска, «Пежо» покатил по улицам старинного городка, без малого ровесника Москвы, которого не миновало ни одно из бедствий, пережитых Россией.

Гуров по памяти нашел местное отделение МОБ и остановился невдалеке от входа в здание. Пройдя к дежурному и выяснив, что начальник МОБ на месте, он направился к нему. Тот только что освободился после утренней планерки. Объяснив причины своего визита, Лев встретился с участковыми, которые еще не успели разъехаться, и попросил их опознать человека, изображенного на фотографии.

Хоть и не без сомнений – а он ли это на самом деле? – бородача опознал молодой лейтенант, который всего полгода как стал участковым. По его словам, это, скорее всего, мелкий предприниматель, занимающийся изготовлением сувениров. Невдалеке от городского рынка находятся и его дом, и его мастерская. Участковый припомнил, что фамилия этого человека вроде бы Томилин. Ведет себя данный гражданин скромно и законопослушно. Нареканий ни от соседей, ни от налоговой службы, ни от кого другого не поступало.

Снова сев за руль, минут через десять Гуров остановился у рынка и, не выходя из машины, огляделся. На малоприметном тамбуре подвального помещения у одного из домов он заметил какую-то табличку и прочел на ней, что это «ИП «Раритет». Поставив «Пежо» на сигнализацию, Лев подошел к двери и, потянув ее за ручку, обнаружил, что она не заперта. Спускаясь по выщербленным ступенькам вниз, он увидел женщину, выходившую из помещения мастерской, и спросил: