они находились в нескольких минутах езды от Коэвы, следующего города на их пути, потому они не сбавляли темпа, пока не промчались под вратами духов, а жужжание не затихло. Лошадь перешла на рысь, затем на шаг, ее бока вздымались от напряжения и облегчения.

Миуко соскользнула со спины Роройшо, с возгласом осознав, что все ее тело затекло за время поездки: мышцы бедер, рук и живота напряглись и пульсировали в знак протеста. Гейки спрыгнул с ее плеча на руку, плюхнувшись в грязь. Отряхнувшись, он многозначительно посмотрел на нее.

– О, – выдохнула она, отводя глаза. – Прости.

Он защебетал.

Но не перевоплотился. Горожане останавливались, чтобы поглазеть на них, но не с оскорбленными взглядами, как у путников на дороге (или, по крайней мере, не только с такими); на их лицах тоже был написан страх, и Миуко не сразу поняла почему.

Вокруг нее, перешептываясь и прикрываясь руками, стояли мальчики и мужчины, старухи с морщинистыми лицами и женщины средних лет с супружескими узлами в волосах – достаточное количество людей, чтобы показать, что в Коэве проживает довольно много населения.

Но, кроме Миуко, среди них не было ни одной девушки.

19

Вереница плохих первых впечатлений

С каждой секундой толпа росла все больше, прохожие останавливались, чтобы поглазеть и пошептаться о девушке в мужском наряде. Миуко чувствовала себя созданием, выставленным на всеобщее обозрение в императорском саду, с многокрасочными перьями и серебряным ошейником – кем-то, на кого будут показывать пальцем и высмеивать за ее странность. Ей хотелось убежать, зарыться лицом в подушку и надеяться, что все забудут, что когда-либо встречали ее.

Но ее окружили. Позади нее тревожно топталась Роройшо.

– Что ты делаешь? – Изящная женщина выскочила из собравшейся толпы. На ней была роскошная одежда, подобающая матриарху из местной зажиточной семьи – не такая величественная, как у знати, но более высокого качества, чем что-либо существовавшее в Нихаой. С силой, которая противоречила ее хрупкому телосложению, она схватила Миуко за локоть и встряхнула ее, отчего несколько прядей тонких белых волос выбились из вдовьего узла на макушке. – Ты не можешь заявляться сюда в мужской одежде!

Вблизи карие глаза женщины блестели от… был ли это страх?

– Не можешь находиться здесь в подобном виде! – прошипела она. Затем она бросила взгляд через плечо. – Это небезопасно!

– Мне очень жаль! – воскликнула Миуко, вырываясь из хватки женщины. Она лихорадочно выискивала глазами Гейки, который скакал и метался среди ног горожан, пытаясь добраться до края толпы, не будучи затоптанным. – Я не хотела никого обидеть!

Она посмотрела на сборище людей в поисках помощи, но никто не отозвался. Они неловко переминались с ноги на ногу – испуганные, подумала Миуко, и осуждающие, как будто она заслужила нападки этой женщины.

«За что? – Демонический голос внутри Миуко источал презрение. – За то, что ты прокатилась на лошади? Оделась как мужчина?»

Из глубины ее души поднялся новый, пронизывающий холод, подобный оледенелой вершине горы, посылающей смертоносные морозы в долины внизу.

– Где твой муж? – требовательно спросила женщина.

Мысли Миуко грохотали в голове, как раскиданные камни.

– Эм…

– Отец? Брат? – Женщина снова встряхнула ее. – Ну же! О чем ты думала? Ты должна убираться отсюда! Немедленно!

Выкупленная у путника мантия соскользнула с плеча Миуко, заставив толпу ахнуть от неприличности момента.

«Кожа! – рассмеялся демонический голос. – У них она тоже есть, но какой скандал – увидеть ее!»

Миуко, ахнув, попыталась натянуть одежду, но прежде, чем у нее появился шанс, кто-то взвизгнул:

– Мама!

Позади старухи появился мужчина, возможно, лет на пятнадцать-двадцать старше Миуко. Как и его мать, он был небольшого роста и прилично одет. В отличие от своей матери, у него были жесткие пронизывающие глаза, которые не мигали и не отрывались от Миуко, хотя он не обращался к ней.

Из толпы доносилось роптание.

– Лаову-джай.

– Бедняга.

– Иметь такую мать, как Алейла.

– Ужасная женщина. Властная.

– Притесняет.

– Чудовище.

Как будто не обращая внимания на шепотки, мужчина продолжал пристально смотреть на Миуко. Ее нервировало, что ее изучают.

Но она не могла не проникнуться благодарностью к нему, когда он мягко отстранил свою мать.

– Отпусти ее, мама. – После, разжав хватку Алейлы, он собственнически приобнял Миуко за плечи, что значительно поубавило ее признательность, и обратился к присутствующим официальным тоном опытного политика или уличного артиста: – Иначе бедная девочка сочтет нас негостеприимными!

Что было бы преуменьшением, подумала Миуко, но горожане рассмеялись, как будто прозвучала отличная шутка, которую понимали только они.

Алейла с поклоном отступила.

– Конечно, сын мой.

В одно мгновение ее лицо из жесткого и испуганного превратилось в мягкое и смиренное – округлое лицо так преобразилось, что на мгновение Миуко заподозрила в ней оборотня.

– Я только пыталась помочь.

«Помочь кому?» – требовал ответа внутренний голос Миуко, и впервые она не попыталась заглушить его.

Щелкнув пальцами, Лаову указал на одну из пожилых женщин в толпе:

– Вашу шаль, будьте добры.

Женщина быстро протянула молодому человеку шаль, расшитую бледно-фиолетовыми цветами, которые отлично сочетались с женственностью, и мужчина с размаху накинул ее на плечи Миуко, потягивая то в одну, то в другую сторону, пока не остался доволен внешним видом.

Толпа начала расходиться.

Прищурив глаза, словно она была криво повешенным на его стене свитком, он заправил выбившуюся прядь волос Миуко за ухо, а кончики пальцев на долю секунды задержались на ее щеке.

Пока Лаову продолжал приводить ее внешность в надлежащий вид, у Миуко возникло неприятное ощущение, что он все еще не удовлетворен.

– Спасибо… – начала она, пытаясь отстраниться от него.

Его рука крепче сжала плечо.

– Девушке твоего возраста не пристало путешествовать одной.

Она поняла, что он впервые обратился к ней, и только сейчас распознала в его голосе гнев. Холодный и едва сдерживаемый.

Миуко покачала головой:

– Я не…

– Вот ты где! – Гейки в обличье мальчишки выскочил из соседнего переулка. – Я повсюду искал тебя!

На мгновение Лаову уставился на нее, взгляд его затуманился недовольством, но затем он ослабил свою хватку.

– Она твоя? – спросил он у Гейки.

Ацкаякина взглянул на Миуко, она посмотрела на него в ответ, надеясь, что он ответит так, как ответил бы мужчина из Авары.

Он заставил себя улыбнуться.

– Я ее брат.

Она с облегчением вздохнула.

Лаову, казалось, собирался ответить, но мать взяла его за руку и похлопала по ладони.

– Разве мы не собирались посетить чайный домик, сын мой? – Она ласково улыбнулась ему. – Боюсь, после всех этих волнений мне не помешала бы чашка успокаивающего цветочного чая.

Он моргнул, словно