— Конечно. Постоянно, сколько себя помню. Мама каждый вечер ждала его, в окно выглядывала, ночами не спала. Слишком уж любила. Без конца ему все его похождения прощала. Любовницы уже так обнаглели, домой ему звонили, свидания при ней назначали. А она молчала. Я хоть и ребенком была, а всё понимала. В доме аура была такая… несчастливая. Мамочка пыталась это от меня скрывать, но как скроешь тоскливые глаза? Или то, что папаша опять дома не ночевал?

Лиза одним глотком допила вино и с глухим стуком поставила кружку на стол. Марья Ивановна, сама недавно разведшаяся с пьяницей-мужем, осведомилась:

— А развелись они как?

— Быстро и просто. Отец подарил мне квартиру на двадцатилетие, и мама сказала, что ей больше некого ждать в его пустом жилище. Он давно ей доказал, что женщин много, и все они лучше нее. И конкурировать она с ними, на что-то наивно надеясь, больше никогда не будет. И уехала, оставив половину своей одежды за ненадобностью. Развод по обоюдному согласию в ЗАГСе дали сразу, даже без срока для примирения. Отец не возражал. Он поначалу даже рад был.

Слушавшая эту историю, как завлекательный роман, Катя выдохнула:

— Был? А теперь?

— А теперь нет. Он пару лет погулял открыто, никто ведь не мешал. Правда, мамину комнату не трогал и подруг своих туда не пускал. Жениться больше не хотел, всем моим псевдомачехам сразу заявлял, что хочет остаться свободным. Они мне на него даже жаловались, представляете?

Подгоняя замолчавшую рассказчицу, Катя несмело спросила:

— А потом?

Лиза болезненно потерла замерзшие вдруг руки.

— Да что потом? Стандартно, так ведь часто бывает: отец снова стал ухаживать за бывшей женой. Цветы, подарки, деньги, а маме ничего не нужно. Он мне плачется, что так ее любит, жизни без нее не мыслит, а она его разлюбила. А чего он ждал? Что она всегда все его подлости прощать будет? Он еще удивляется, что она деньги от него не берет, а мама и без его подачек прекрасно зарабатывает, она переводчицей в издательстве работает.

Любовь Николаевна авторитетно подтвердила:

— Мужики женщин гораздо больше ценят, если те независимы.

Богатый опыт общения с ранимым мужским самолюбием заставил Лизу сурово подтвердить:

— Конечно! Я поэтому и работаю. Никто не скажет, что бездельница.

Желая знать окончание трогательной истории об еще одной незадавшейся женской судьбе, Катя тихо спросила:

— А мама?..

— Мама говорит, что никогда к нему не вернется, что она себя за столько лет впервые нормальным человеком почувствовала, а не малоценным придатком к мужу. Отец оправдывается, уверяя, что в его мерзком поведении есть и ее вина, надо было на место его поставить, может, даже пощечину влепить, чтобы опомнился, а она только улыбалась. Вот он и считал, что всё в порядке. И я, кстати, к этому же привыкла. Что бы ни было на душе, — улыбайся!

Марья Ивановна догадливо воскликнула:

— Так вот почему у тебя лицо всегда одинаковое! Улыбчивое, но равнодушное.

Лизонька заглянула на дно пустой кружки и даже потрясла ею над листком бумаги, удивляясь себе.

— Надо же, всё выпила! Никогда я столько не пила! С чаем, что ли, перепутала? — И, неловко повернувшись к Марье Ивановне, ответила на замечание: — Ну, не только поэтому. Нас в школе модельного бизнеса тоже учили улыбаться. Постоянно. Потому что улыбка лучший способ скрыть истинные чувства, своего рода маска, и можно не опасаться, что тебе без спроса кто-то в душу полезет.

Любопытные женщины хотели еще что-то спросить, но тут в подведомственный отдел зашла Вера Гавриловна и подозрительно понюхала воздух:

— Чем это тут у вас так странно пахнет?

Марья Ивановна невинно ответила, радуясь, что кружки у всех уже пусты:

— А это кофе такой. С амаретто. Не хотите? Очень вкусно!

Вера Гавриловна, никогда не пьющая кофе, поскольку от него портится цвет лица, немедля отказалась. С подозрением обвела взглядом раскрасневшиеся лица подчиненных, но, ничего не сказав на этот счет, поскольку не пойман — не вор, обратилась к тоскующей Лизоньке.

— Елизавета Александровна! Я всё-таки договорилась с Олегом Геннадьевичем о покупке вам нового компьютера.

В глазах Любови Николаевны тут же зажегся понимающий огонек. Она даже представила себе, где и каким образом проходили сии переговоры. В апартаментах директора имелась вполне симпатичная личная комната с удобным диванчиком, на котором можно было с комфортом убедить начальника в чем угодно.

— Вы сходите завтра с кем-нибудь из автоматизаторов в компьютерный магазин, лучше, конечно, с Зайцевым. Насколько я знаю, он среди наших автоматизаторов самый компетентный. Можете далеко не ходить, в гипермаркете на углу приличный выбор вычислительной техники.

Раздавленная вином и неприятными воспоминаниями Лизонька не сразу поняла, что ей предлагают. Сообразив, расцвела, даже румянец появился на обычно бледненьком личике.

— Ура! Недаром я в вас так верила, Вера Гавриловна! — и попыталась подняться со стула.

Коллеги с некоторой опаской наблюдали за ее нервическими движениями, боясь, как бы она в алкогольной эйфории не бросилась на грудь начальнице и не задушила ту в объятиях и винных парах. Но Лизонька превозмогла недостойный порыв и лишь сдержанно пообещала:

— Завтра я непременно буду совершенно готова! Прямо с утра!

Вера Гавриловна, размышляя, каким же образом ее сотрудница будет готовиться к подобному событию, еще выходила из кабинета, а расторопная Марья Ивановна уже подлила в электрочайник воды и включила его. Закрыв за начальством дверь, чтобы избежать ненужной огласки, укорила коллегу:

— Тебе, Елизавета, кофейку непременно надо выпить. Чегой-то тебя развезло. И что ты в ресторанах делаешь? Вина-то, похоже, уж вовсе не пьешь! Навыков никаких нет!

Стерев ладонью со лба выступивший от непомерного усилия пот, Лизонька подтвердила:

— Да, нелегко прикидываться трезвой, будучи в подпитии! А вино я пью мало, бокал шампанского по большим праздникам, да и то не всегда. И с приятелями по театрам езжу, а не по ресторанам. Не люблю шум и громкую музыку, а запах табака вовсе не переношу, у меня на него аллергия. — И широко зевнула, звонко клацкнув зубами и вздрогнув от неожиданно громкого звука.

Дамы тоже выпили кофейку покрепче, чтобы взбодриться, и стали дожидаться окончания трудового дня.

В это же время Зайцев неистово отбивался от навязываемой ему сомнительной чести прогуляться завтра с Лизонькой по магазинам в поисках приличного компа.

— Да что ж это такое! Ну почему всякую гадость вы пытаетесь спихнуть на меня! Других специалистов в отделе нет, что ли?

Владимир Иванович задумчиво пригладил редеющую шевелюру. Он никак не соотносил Лизоньку с категорией «гадость». Уж скорее наоборот… К тому же Зайцева в магазин с Лизой он посылал по настойчивому требованию Веры Гавриловны и не видел причины не исполнить указание.