Лоскутову повезло. Его подобрала патрульная машина, а местные полицейские, ознакомившись с его удостоверением и выслушав историю о том, что он прибыл с неким заданием, подбросили до города. Правда, в помощи отказали, сославшись на занятость, и посоветовали обратиться в городское УВД. В управлении с большой подозрительностью осмотрели расквашенную физиономию Виталия, но все-таки выслушали и даже обещали помочь. Дальше обещаний дело не пошло, и Лоскутов категорически решил все бросить и вернуться в Зеленодольск. Он понимал, что дядя Дима будет недоволен, но рвать пупок ради какого-то призрачного счастья уже не хотел.

«Попробовали бы сами, – мстительно думал он. – Вот так по жаре, с разбитой головой, без машины. Поди туда, не знаю куда. Надо было напарника давать для подстраховки. Нет, они все малой кровью сделать хотят. И еще бабушка надвое сказала, что эти двое знают, где искать Томилина. Искать и знать – две большие разницы, как в Одессе говорят. Гоняйся тут, язык на плечо, а результатов ноль. Сейчас век такой, информационный! В Интернете всех ищут. Пускай и ищут, а вот когда найдут, тут другой разговор…»

Из-за частых междугородних переговоров деньги на телефоне Дроздова закончились. Лоскутов не стал пополнять счет, а сразу поехал на вокзал и взял билет до Зеленодольска – в купейный вагон. Хотелось хоть напоследок спокойно отдохнуть.

Томилин испытывал странное чувство, будто его жизненный путь вдруг резко пошел на подъем, и перед ним замаячили какие-то горизонты, о существовании которых он и не подозревал раньше. И дело было вовсе не в наследстве, хотя Томилин в душе соглашался, что наследство подоспело как нельзя кстати. О его размерах он не имел ни малейшего представления, но полагал, что квартира и машина, этот джентльменский набор, наверняка у дяди имелся. Худо-бедно, но это позволило бы ему расплатиться с долгами и не ходить по свету, поминутно оглядываясь.

Но главной причиной его воодушевления являлось все-таки знакомство с необыкновенной девушкой, с лесной феей по имени Полина, которая играла на гитаре, слушала песни леса и с закрытыми глазами управлялась с компьютером. Да при том еще была чертовски привлекательной! Насчет последнего можно было спорить, но Томилина разубеждать было бесполезно – он видел в Полине нечто совершенно необыкновенное, почти колдовское. И это несмотря на то, что она с самого начала не скрывала меркантильного интереса. Она помогает Володе добраться до Зеленодольска, он же после вступления в права наследства финансирует запись ее диска. Томилин не возражал. Деньги для него всегда являлись некоей абстракцией. Он сразу же признался Полине, что не верит в золотой дождь. Он плохо представлял себе, чем жил дядька последние годы. В принципе же Володя готов был отдать Полине все, так его влекло к ней. Девушка вела себя сдержанно, старательно сохраняя дистанцию. Обычно самоуверенный, Томилин теперь частенько терялся от ее строгого взгляда. Его обычные приемчики с Полиной не действовали.

Он сменил киношный мундир на дешевые джинсы и синюю рубашку с коротким рукавом, подстригся, побрился и вообще привел себя в порядок. После проделанных в парикмахерской процедур Володя как будто даже помолодел. Он давно не видел в зеркале такой гладкой и счастливой физиономии. Полина его преображение одобрила, но не сделала даже шага к сближению. Она оставалась просто компаньоном, попутчицей и менять в их отношениях, кажется, ничего не собиралась.

Томилин провел целый день в гостинице, пока девушка улаживала свои дела. Она отвезла домой свой огромный рюкзак и вернулась к вечеру с небольшой сумкой и гитарой. Встретились они на вокзале, и Томилин купил на деньги Полины два билета в купе до Зеленодольска.

Посадка прошла без приключений, хотя соседи по купе Володе категорически не понравились. Один, молчаливый, коротко стриженный, демонстративно поигрывающий мышцами, которые угрожающе перекатывались под серой рубашкой, сразу принялся пялиться на девушку сальным взглядом, а Томилина демонстративно не замечал, явно провоцируя его на конфликт. Второй сосед настораживал по-своему. Он также был молчалив и сразу полез на верхнюю полку укладываться спать. Когда он снял с головы белую кепку с длинным козырьком, Томилин успел заметить огромный кровоподтек, расплывшийся до самых глаз – где-то этому типу хорошо досталось.

Будь Томилин один, он даже и бровью бы не повел, но присутствие девушки, которая так много для него значила, меняло дело. Он был обязан обеспечить ее безопасность и в то же время не показать себя дикарем, нарывающимся на драку – шестое чувство подсказывало Володе, что Полина не одобрит подобного поведения. К тому же она продолжала держать между ними дистанцию, и получалось, что она путешествует и вовсе как бы одна, а Томилин такой же случайный попутчик, как и прочие. Это было немного обидно, но ничего тут изменить Володя не мог. Приходилось ему быть при ней кем-то вроде тени или пажа.

Едва поезд тронулся, как стриженый пассажир покинул купе и отправился куда-то, успев напоследок еще раз пройтись по фигуре Полины похотливым взглядом. Томилину очень хотелось догнать его и убедительно попросить не пялиться так на девушку. Однако он смирился и не стал этого делать.

Пассажир с разбитым лицом отвернулся к стене и, кажется, заснул. Полина достала из сумки какую-то книгу, залезла с ногами на свою полку, и погрузилась в чтение. В коридоре позвякивали ложечками проводники, разносившие чай. Томилин, надеявшийся, что в поезде ему удастся разговорить девушку, понял, что беседа откладывается. Полина даже не смотрела в его сторону. Он досадливо кашлянул, пригладил волосы и вышел из купе.

Идти было, собственно, некуда. Карманы были пусты. Томилин все-таки прогулялся по вагонам. В одном из них он увидел стриженого в серой рубашке. Тот был уже на взводе, с раскрасневшейся физиономией и уже откровенно агрессивным. Сейчас он что-то на повышенных тонах выяснял у кудрявого высокого парня, похожего на студента, норовя ударить его по лицу. В конфликт уже вмешались проводники – женщина и мужчина, – и положение грозило выйти из-под контроля каждую минуту. За спиной у стриженого просматривался еще какой-то скользкий тип с пудовыми кулачищами, явно приятель, и тоже разгоряченный выпитым. Володя не стал ждать, чем кончится инцидент, и вернулся в купе. Полина уже забралась под одеяло. Томилин подмигнул ей, но, получив в ответ лишь строгий взгляд, вздохнул и принялся смотреть в темнеющее окно. От нечего делать он попытался сообразить, кто в Зеленодольске может его помнить, а точнее, кто мог бы хотя бы захотеть его вспомнить. Таких людей в родном городе вряд ли было много. Как-то не удавалось ему располагать к себе окружающих. Все было с точностью до наоборот, а сам он в чем-то походил на того стриженого, что затевал сейчас скандал в соседнем вагоне. Еще спасибо дядьке, ныне, получается, покойному, который отмазал его тогда от тюрьмы. Дядька был сложным человеком, в душе презиравшим людей за их слабости, но сам никаких слабостей не чуравшийся. Володя слышал и о его любовницах, и о злоупотреблениях по службе, и о жестокости, и о многом другом, но не ему было судить дядьку. И даже один-единственный раз решился он вернуться в город, чтобы сказать последнему живому родственнику, что все у него в порядке и на кривую тропинку возврата не будет. Поблагодарил, одним словом, за науку и помощь. Дядька в тот раз был особенно немногословен и, кажется, не слишком рад встрече, но принял племянника радушно и даже ссудил без отдачи некоторую сумму денег. Расстались они тогда быстро, неловко и, как оказалось, навсегда. Но вспоминал Томилин сурового дядьку с неизменной теплотой.