Специального оперативного документа, запускающего карательную акцию против корейцев, не было. Целевыми категориями «национальных» операций они не были названы и в приказах НКВД СССР, вышедших в январе и апреле 1938 г., о продлении уже идущих «линейных» репрессий и о начале новых операций против «националов». Вероятно, из-за депортационной кампании, примененной к общине, компактно проживающей на юге Дальнего Востока, в ходе которой корейцы были тотально переселены из приграничных районов. В остальных регионах страны их численность не превышала нескольких десятков человек, а потому не представляла угрозы. Однако ярлык «японских шпионов», повешенный на представителей диаспоры, в ходе подготовке к «национальным» операциям в 1933–1937 гг. в регионах СССР определял корейцев как целевую категорию приказа № 00593. Решение о включении представителей этой национальности в «харбинскую» операцию исходило от начальников УНКВД (НКВД), которые при решении этого вопроса в первую очередь руководствовались численностью общины в подведомственной им территории.

Несмотря на депортацию корейцев с Дальнего Востока, в регионе представителей диаспоры арестовывали по обвинению в «японском шпионаже» как до кампании по переселению, так и после, позднее включив их в «альбомы» по китайской операции, направленные на утверждение Комиссии НКВД и Прокурора СССР весной 1938 г., которая провела их по приказу № 00593.

«Харбинская» операция как сложноорганизованная репрессия состояла из нескольких линий, выделяемых по признаку «связь с японским государством», а также на основании национальной и социальной принадлежности. Проведенный автором анализ «альбомных» справок, составленных на корейцев до января 1938 г., показал, что в этот период арестам подвергались корейцы, родившиеся за пределами СССР, т. е. «связь с японским государством» на этом этапе проведения массовых операций выступала основанием для репрессий. Однако к весне 1938 г. «национальные» операции приобрели тенденцию этнизации. Именно в это время, когда в большинстве регионов лимиты по «кулацкой» операции были выполнены, карательные акции против «националов» становятся приоритетным направлением репрессивной политики. Центральный аппарат НКВД требовал отправки региональных «альбомов» по первой и второй категориям ежедекадно, однако многие республиканские, краевые и областные НКВД уже репрессировали к этому времени всех, кому можно было предъявить обвинение за «связь с иностранным государством», поэтому репрессии стали проводить по этническому признаку, во многих случаях в делах и справках подтасовывали факты. Так, в Алтайском крае чекисты в материалах следствия указывали, что обвиняемые в «японском шпионаже» временно выезжали на территорию Японии или Китая. Однако проверка 1939–1941 гг. не подтвердила фактов выезда за пределы СССР[186].

В докладных записках о ходе «харбинской» операции, которые направлялись в центральный аппарат НКВД, чекисты сообщали, что корейцы (наряду с «харбинцами» и китайцами) являются основными «каналами проникновения японской агентуры» в СССР. По мнению карателей, японская разведка перебрасывала завербованных корейцев с территории Китая и Маньчжурии на Дальний Восток, где они ассимилировались. После этого переезжали для шпионской деятельности в регионы СССР, где действовали под прикрытием в специально созданных корейских рисовых колхозах, китайских прачечных, артелях по изготовлению игрушек, артелях грузчиков и т. д.[187] В записках определялись главные районы сосредоточения корейцев – «японских шпионов», в том числе Донбасс, Днепропетровская и Ростовская области, Краснодарский край, Средняя Азия. В этих и других регионах начались массовые аресты корейцев в январе – феврале 1938 г. с постановления Политбюро ЦК ВКП(б) о продлении репрессий среди населения по признаку национальной принадлежности от 31 января 1938 г., которое не только активизировало идущие «национальные» операции, но и начинало новые – по «болгарской» и «македонской» линиям[188].

С февраля 1938 г. «национальные» карательные акции стали главным направлением в деятельности НКВД, сменив центральную для осени – зимы 1937 г. «кулацкую» операцию, а весной 1938 г. репрессии против «националов» развернулись особенно широко. Из показаний сотрудников УНКВД по Иркутской области Л.А. Комова и П.В. Турлова следует, что в феврале – марте «китайцев и корейцев арестовывали всех без исключения». «На них по городу Бодайбо (Иркутская область) делались облавы, устанавливали их квартиры, высылали людей на арест с ус тановкой арестовать поголовно всех китайцев и корейцев»[189]. Та же ситуация была и в других регионах страны. Так, в Красноярском крае из 187 чел., прошедших по «харбинскому» приказу к середине осени 1938 г., 174 чел. были арестованы в феврале – марте 1938 г.[190] В Дальневосточном крае за февраль – март было арестовано 11 тыс. китайцев[191].

К апрелю 1938 г. корейские и китайские операции были завершены, к маю 1938 г. следственные мероприятия окончены и «альбомы» отправлены на утверждение Комиссии НКВД и Прокурора СССР, которая вынесла окончательные приговоры только в августе – начале сентября 1938 г. Основные репрессии прошли в Казахской, Узбекской, Киргизской ССР, Якутской АССР, Красноярском и Краснодарском краях, Новосибирской, Ленинградской, Иркутской, Читинской, Ростовской областях и др. Проведенный автором анализ «альбомных» справок показал, что в южных и центральных регионах Советского Союза по приказу № 00593 были репрессированы корейцы – переселенцы с Дальнего Востока, а на Урале, в Сибири и Средней Азии – преимущественно административно высланные из ДВК, в том числе интернированные[192].

На Донбассе, в Днепропетровской и Ростовской областях, Краснодарском крае, Крымской АССР арестам и осуждениям подвергали корейцев, занимающихся рисоводством. Так, в УССР по «харбинскому» приказу было репрессировано 25 корейцев (3 % от общего числа осужденных по приказу № 00593 в УССР), проживавших преимущественно в совхозах «Азоврис», «Донбассрис», «Укррис» и др.[193] Краснодарский край – регион, в котором «корейская» линия в «харбинской» операции преобладала. Комиссия НКВД и Прокурора СССР за ноябрь 1937 г. – февраль 1938 г. рассмотрела семь «альбомов» на 212 чел., из которых 115 – корейцы, преимущественно крестьяне, которые занимались рисоводством, т. е. их доля в рамках приказа № 00593 составила 54,2 %[194].