груди-то… к нашей, сталоть, мытищинской-деревенской, шабаш! Не оторвешь, что хошь. Сперва-то она дрожала с перепугу, а там обошлось. Три генеральши в шестеро глаз глядели, как она дитё кормила, а царская генеральша над ними главная. А целовать — ни-ни! "А я, — говорит, — наклонюсь, будто грудь выправить, и приложусь!" Сама мне сказывала. Как херувинчик был, весь-то в кружевках. И корм ей шел отборный, и питье самое сладкое. И при ней служанки — на все. Вот и выкормила нам Лександру Миколаича, он всех крестьян-то и ослободил. Молочко-то… оно свое сказало! Задарили ее, понятно, наследники большую торговлю в Москве имеют. Царевич, как к Троице поедет, — к ней заезжал. Раз и захотись пить ему, жарко было. Она ему — миг! — "Я тебя, батюшка, кваском попотчую, у моей подружки больно хорош". А матушка моя квас творила… — всем квасам квас! И послала к матушке. Погнала меня матушка, побег я с кувшином через улицу, а один генерал, с бачками, у меня и выхвати кувшин-то! А царевич и увидь в окошко, и велел ему допустить меня с квасом. Она-то уж ему сказала, что я тоже ее выкормыш. А уж я парень был, повыше его. Дошел к нему с квасом, он меня по плечу: "богатырь ты!" И смеется: "братец мне выходишь?" Я заробел, молчу. Велел выдать мне рубль серебра, крестовик. А генералы весь у меня кувшин роспили и цигарками заугощали. Во каким я вас квасом-то угостил! А как ей помирать, в сорок пятом годе было… за год, что ль, заехал к кормилке своей, а она ему на ростанях и передала башмачки и шапочку, в каких его крестили. Припрятано у ней было. И покрестила его, чуяла, значит, свою кончину. Хоронили с альхереем, с певчими, в облачениях-разоблачениях… У нас и похоронена, памятник богатый, с золотыми словами, — "Лежит погребено тело… Московской губернии крестьянки Авдокеи Гавриловны Карцовой… души праведным упокояются"…

Слушаю я — и кажется все мне сказкой.

Горкин утирает глаза платочком. Пора и трогаться.

— Каки Мытищи-то, — говорит он растроганно, — и на святой до/юге! Утешил ты нас. Будешь кирпич вопить — заходи чайку попить.

Соломяткин дает мне с Анютой по пучочку смородины. Отдаст Феде за целковый старые сапоги, жесткие, надеть больно. Федя говорит — потерплю. За угощение Соломяткин не берет и велит поклонник Василъ-Василичу. Провожает к дороге, показывает дом царской кормилицы, пустой теперь, и хвалит нашу тележку: никто нонче такой не сделает! Горкин велит Феде записать — просвирку вынуть за упокой рабы Божией Евдокеи<…>. Соломяткин благодарит и желает нам час добрый… (Печатается по: Шмелев И. С. Богомолье. Париж, 1935. Издавалась в Париже в 1928–1934 гг.)

Живя в Париже, Иван Сергеевич Шмелев не порывал дружбы с К. Д. Бальмонтом, И. А. Буниным, А. И. Деникиным, И. А. Ильиным и многими другими изгнанниками из России.

Захоронение праха И. С. и О. А. Шмелевых в некрополе Донского монастыря. Святейший патриарх Алексий II и митрополит Волокаламский и Юрьевский Питирим. Слово после панихиды. 30 мая 2000 года

Заканчивая роман «Пути небесные», И. С. Шмелев 24 июня 1950 года решил переехать из Парижа в Бюси-Ан-От, чтобы в русской православной обители Покрова Матери постичь атомосферу монастырской жизни, поправить здоровье и укрепиться духовной силой. Но по приезде в обитель, вечером того же дня, скончался от сердечного приступа. Осталось его завещание: «Прошу… когда это станет возможным, перевезти прах моей покойной жены и мой в Россию и похоронить в Москве на кладбище Донского монастыря, по возможности возле могилы моего отца Сергея Ивановича Шмелева…»

26 мая 2000 года, в канун годовщины смерти писателя, его прах и прах его жены Ольги Александровны Шмелевой-Кутыриной был перевезен с кладбища в Сент-Женевьев де Буа в Москву.

25 мая в храме Успения Пресвятой Богородицы в Сент-Женевьев де Буа совершил отходную панихиду Управляющий русскими православными приходами в Западной Европе архиепископ Евкарпийский Сергий с участием епископа Корсунского Иннокентия.

30 мая 2000 года в 11 часов утра в Донском монастыре состоялась торжественная церемония захоронения праха И. С. Шмелева и его супруги по благословению и при участии Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II.

Из архивных материалов

РГАДА. Ф. 235. Оп. 3. Д 123. 1686 г

Досмотр и опись дворцоваго села Мытищ церковнаго лугу Лета 1686 года июня в 15 день по указу Великого Господина Святейшаго Иоакима Патриарха Московского и всеа России и по наказу и с Казенного прикачу за прописью дьяка Перфилья Семенникова велено Андрею Григорову да подьячему Дмитрею Протопопову ехать в Московской уезд великих государей во дворцовое село Мытища и взять с собою того села попа и церковных причетников и старост и крестьян и осотчиков и при тех людех в том селе Мытищах против писцовых книг Ивана Офросимова до досмотру Романа Владыкина церкви Иоанна Предтечи, что была в приселке Шарапове церковного лугу Кочевского, что в Переславсккие болшие дороги в верх по реке Яузе досмотреть и описать измерять сколко ево мерою ныне и сколко на нем ныне ставитца сена копен и наппш и сколко на том лугу дворов крестьянских построено и давно ли те дворы постройлися и около того лугу и дворов крестьянских чьи земли обошли и под теми крестьянскими дворовыми местами по мере занято того церковного лугу Кочевского и что ево от дворов по мере будет в остатке длиннику и поперешнику десятин или сажен. И по какия урочища. И то все измерять в десятины или в сажени. И учинить тому всему чертеж.

И тот досмотр и чертеж за руками привести к Москве и подать Святейшаго Патриарха в Каченном Приказе казначею Старцу Паисию Сийскому да дьяку Перфилью Семенникову. И Андрей Григоров да подъячей Дмитрей Протопопов приехав в Московской уезд Великих Государей во дворцовое село Мытища на церковной луг Кочевской, что от Болшие Переславские дороги в верх по реке Яузе на правой стороне и взяв с собою того ж села Мытищь Николаевского попа Василья да десяцкова Кирила Никитина да крестьян Фадея Семенова, Федора Иевлева, Ивана Насонова, Потапа Иванова, Андрея Трофимова, Зиновья Осипова, Дмитрея Осипова и с теми людми того лугу досматривали и меряли. А по досмотру и по мере тот луг едучи с Москвы Болшою Переславскою дорогою под селом Мытищем на правой стороне в верх по реке Яузе. А на той стороне построено того ж села Мытищь крестьянских дворов двор Ромашка Алексеева,