Тот факт, что решение принято без согласования с ней, привел Алиенору в полное замешательство. Она словно отупела и ничего не воспринимала. И обратиться за помощью было не к кому.

Бекет между тем не спешил покинуть покои королевы. Канцлер переговаривался с писцом и собирал всяческие письма, на которые нужно ответить, словно ждал, что она смягчится и позовет его подойти, но она и не думала делать этого – его медоточивые речи вызывали у нее отвращение. Наконец все-таки удалился, бормоча, что скоро вернется, и она с блаженным облегчением закрыла глаза.

После пережитого потрясения Алиенора пала духом и пребывала в полном изнеможении. Она призвала своих дам. Королеве расчесали волосы и принесли лохань тепловатой воды – смыть обиду и отвращение от полученной новости, – помогли надеть свежее платье. Она не отрываясь смотрела на скомканный кусок пергамента. Ей ничего не стоило поднести его к пламени свечи и спалить дотла, но это письмо представляло собой веское доказательство вероломства и пренебрежения мужа.

– Убери это в мой ларец для драгоценностей, – подавив рвотные позывы, сказала Алиенора Изабелле и передала ей письмо.

– Я могу чем-нибудь помочь вам, госпожа? – заботливо осведомилась та.

Было бы легче разрыдаться, но все это не стоило ее слез.

– Нет, с этим я должна справиться сама. – Алиенора видела, как Изабелла аккуратно сложила пергамент и убрала в шкатулку, не запирая ее. Изабелла была надежна, как золото, – она даже украдкой не бросила взгляда на содержимое ларца. И все же Алиенора не могла рассказать ей, что произошло. – Но спасибо, что спросила.

Ароматная вода и смена платья освежили Алиенору и вернули ее в чувство, но она была все еще обескуражена и подавлена. Потягивая из кубка вино, королева расхаживала туда-сюда по комнате, обдумывая стратегию поведения и стараясь совладать с нарастающим горьким чувством: как мог Генрих так жестоко предать ее?

Ее размышления прервало появление короля – дверь широко распахнулась, и он решительным шагом вошел в комнату. Котта его запылилась, нос и щеки покраснели от солнца. Настороженный блеск в глазах свидетельствовал о том, что он уже знает о разговоре Алиеноры и Бекета.

Алиенора отпустила своих дам и подождала, когда последняя из них выйдет и упадет засов. Нарочитая непринужденность и беззаботность, с которой Генрих подошел и налил себе вина, распалила ярость Алиеноры.

– Что за дикая затея – поженить нашего сына и дочь Людовика? – без предисловий приступила она к мужу. – Ты даже не нашел нужным сообщить мне об этом, а предоставил эту честь своему канцлеру! Что за немыслимая трусость! – Она со злостью бросала слова ему в лицо. – Ты предал меня, пренебрег моим доверием. Как ты мог, Генрих, как ты мог?!

Он оторвал указательный палец от кубка в предупреждающем жесте:

– Тебе не следует злиться, это плохо для ребенка. Я молчал ради твоего же блага. Зачем было тебя волновать прежде времени? Лекари говорят, что неблагоразумно женщине, когда она тяжелая, заниматься политикой, иначе чрево ее начнет блуждать и она выкинет.

Алиенора почти захлебнулась гневом:

– Ты говорил, что не используешь меня, но ты всегда именно это и делаешь. Я для тебя всего лишь штрих в генеалогическом древе, а не человек. Свиноматка!

– Вот потому-то я и не посвящал тебя в свой замысел, – удовлетворенно приговорил он. – У тебя просто ум за разум заходит, когда ты носишь дитя.

– И ты хочешь, чтобы я примирилась с тем, что мой сын породнится с этим семейством? Женится на дочери моего бывшего мужа? Боже, Генрих, это не мне отказывает разум, а тебе!

Глаза ее горели исступлением.

– Этот союз – прекрасный способ достичь согласия с Францией. Породнившись с Людовиком, Англия сделается сильнее, проложит дорогу к миру и процветанию. Оставь прошлое позади и смотри в будущее. У Людовика нет возражений против брака наших детей. Ваше бывшее родство его, очевидно, не смущает.

– Кто знает, какой станет эта девочка? Она всего лишь младенец в колыбели.

Генрих бросил на нее язвительный взгляд:

– Кто вообще знает, каким станет будущий супруг? Брак – это всегда рискованное предприятие.

– Она приходится единокровной сестрой тем девочкам, которых я родила от Людовика. Боже милосердный, это же почти кровосмешение! – Тошнота подступила к ее горлу. Она рванулась в нужник, и там ее обильно вырвало.

– Я позову твоих дам, – без всякого участия произнес Генрих. – Предупреждал же: тебе станет плохо. И я был прав. Поверь, этот брак – хорошая идея, и я продолжу переговоры с Людовиком. Просто смиритесь с этим, госпожа королева, потому что у вас нет другого выбора.

Вот от чего ей было тошно: от сознания того, что она попала в ловушку, откуда не выбраться. Шесть лет назад по собственному желанию она вышла замуж за Генриха, сына императрицы, с надеждой на счастливое будущее, но все, что она получила, были осколки невыполненных обещаний, мишура с острыми краями.

Придворные дамы в тревоге обступили королеву. Алиенора отмахнулась от них и упала на кровать, приказав задернуть полог, чтобы она могла подумать в одиночестве.

Совершенно очевидно, что повлиять на Генриха она никак не может. Он считает идею превосходной и мнения своего не изменит. Король заодно с Бекетом, а двор, конечно, примет их сторону, а не ее.

И все же именно она производит на свет наследников и следит за их воспитанием. Дети полностью в ее власти. Женщина, если она умна и прозорлива, может обрести силу с помощью своих сыновей и дочерей. Даже после того, как Гарри обручат с французской принцессой, он целиком останется под влиянием матери. Как терпеливый военачальник, она станет дожидаться благоприятного момента.

Вестминстер, весна 1158 года

– Мама, мама, смотри!

Весь сияя, Гарри вихрем ворвался в комнату. За ним не столь резво следовали отец и Томас Бекет. На плече Генриха сидела маленькая бурая обезьянка с цепью на шее. В ловкой кожистой руке она сжимала финик и деловито грызла заморский фрукт, поглядывая вокруг умными черными глазами из-под мохнатого лба.

Алиенора изумленно уставилась на животное, не зная, рассмеяться или разозлиться. Только обезьяны ей и не хватало. Придворные дамы принялись сюсюкать и глупо причмокивать.

– Как думаешь, подходящий подарок для Людовика? – спросил Генрих, весело усмехаясь. – Будет сидеть у него на плече и давать советы – обезьяны славятся своей мудростью.

– Его зовут Роберт! – с воодушевлением выкрикнул Гарри. – Я хочу оставить его себе!

– Ах нет, сын. – Генрих покачал указательным пальцем. – Это подарок королю Франции. Когда подрастешь, может, и тебе купим такого зверя.

Алиенора удивленно вскинула брови.

– В самом деле, великолепная идея, – процедила она. – А своих советчиков не хочешь заменить обезьянами? Они-то стоят всего несколько мешков миндаля и фиников. Существенная экономия.