– Послушайте, я могу об этом написать?

– Не знаю, это же не мои истории. Хотя байкера наверняка можете забрать, если надо. Он вроде не слишком ранимый.

– Спасибо, дорогая, – писатель просиял.

Потом болтали уже почти по-человечески, разве что иногда он задерживал взгляд на её нервной подвижной руке, и Дора понимала – подбирает слова. Мысленно пытается зафиксировать поворот ладони, едва заметную дрожь пальцев, интонацию. Она не сомневалась, что в его черновиках мелькнёт персонаж, «женщина, чьи руки гораздо умней, чем она сама», грубо остриженная голова или нервная кривоватая улыбка, – точность описания зависела от меры его таланта, которой она не знала.

Вдруг странноватое ускользающее выражение на его лице сменил понятный и отчётливый страх – к их столу кто-то приблизился и встал у неё за спиной. Дора обернулась. Компания бродяг за дальним столом выслала к ним шестёрку – тощего нахального юнца, который заговорил с Писателем через её голову.

– Эй, мужик, эта стриженая – твоя?

– Не груби, парень, – с достоинством ответил тот. – Дама свободна, но это не повод…

– Ах, свободна? Ну тогда пошли к нам, – и крысёнок ухватил Дору за плечо. – Давай, тётка, если сгодишься для чего, накормим.

Он нарочито наглел, чтобы запугать её, и Дора действительно почувствовала, как подступает паника. Она беспомощно посмотрела на мужчину, с которым делила стол, но тот отвёл взгляд. Пожалуй, на его лице даже проскользнуло некоторое злорадство. И жадность – ведь перед ним разворачивался Сюжет. В сущности, здесь и сейчас ей ничего не угрожало, это типичная проверка, но если Дора покажет страх, на выходе из бара её ждут большие проблемы. Отчего-то вспомнился рассказ девочки Сиело, которая оказалась беззащитной перед кучкой нахальных подростков. Стоит дать слабину, тебя тут же превратят в жертву, остатки цивилизованности слетят, и уж тогда не поздоровится. И нечего рассчитывать, что первый встречный защитит тебя только потому, что ты женщина и вы полчаса разговаривали и смеялись вместе. Надо что-то делать самой, и немедленно.

– Жопа твоя сгодится, крысёныш! Руки убери! – заорала Дора и, размахнувшись, запустила в парня тяжёлой керамической кружкой.

К своему удивлению, попала точно в голову, он потерял равновесие и упал. Больше от неожиданности, но это была победа – вокруг рассмеялись, из-за соседнего стола поднялся байкер и лениво пнул крысёнка в бок.

– Пошёл, говнюк, дама не расположена.

Дора несколько раз глубоко вздохнула и повернулась к Писателю.

– Что ж, надеюсь, вы сегодня получили достаточно материала для записей. Спокойной ночи.

Она встала и двинулась к стойке, успев заметить, что вокруг Писателя сгустилась тишина – похоже, его сегодня назначат новой жертвой. Как же, не защитил «свою» бабу. Дора умела почти физически определять жадный интерес толпы: сначала зрители настроились на представление, возможно, на насилие, потом их рассмешила резкость Доры и поражение шестёрки – и вот им захотелось продолжения. Не всё так ужасно, если бы у той шайки получилось сломить женщину, возможно, кто-нибудь пожалел бы её и даже вступился, но в основном люди хотели прежде всего зрелища, а не справедливости, поддержки слабых и прочей ерунды. И по этому случаю Писателю сегодня предстояло сольное выступление. Но, может, и выкрутится, всё-таки творческий человек.

Дора не стала досматривать, подошла к бармену, и он без слов кивнул ей на дверь за спиной – там располагались подсобные помещения, душ и несколько комнат, где могли переночевать гости. Доре достался пустой закуток, даже без кровати, но дверь надёжно запиралась, а большего она и не желала. Расстелила свою постель, завернулась в одеяло и зарыдала. Не жалела себя, не чувствовала обиды или страха – Дора оплакивала маленькую храбрую Сиело, её ужас, который успела разделить сегодня, и её давнюю боль, не прошедшую до сих пор, и всех девочек, которых невозможно защитить. Мир изменился во многом, но в главном остался прежним, переламывая и перемалывая детей – просто потому, что может.

Когда хотелось наверняка избавиться от очередного попутчика, Дора просто сворачивала с трассы – никто не стал бы гнаться за ней по бездорожью. Сейчас снова приготовилась идти несколько дней в одиночестве. В баре успела помыться, выстирать одежду и немного отдохнуть в безопасности – после вечернего инцидента ей больше не докучали. Успокоившись, она даже слегка развеселилась, представляя себя вопящей и дерущейся. В прошлой жизни Дора была сдержанной и отчасти скованной, никаких широких жестов, повышения голоса и ярких проявлений. Только во время секса позволяла себе крики и резкие движения. Точнее, переставала себе не позволять.

Дора шла, чувствуя себя легче и свободнее, чем накануне и, пожалуй, чем когда-либо. То ли отдых, то ли выплеск эмоций, то ли окончательное прощание с цивилизацией, но что-то сняло с неё груз тоски и усталости. Чистой кожей она ощущала прикосновения ветра, всё ещё не слишком холодного; ноздри щекотали запахи пожухшей травы и сырой земли. Она приготовилась к тому, что теперь долго не увидит ни людей, ни их следов.

Но в сумерках посреди поля замаячило нечто неожиданное. Дора присмотрелась и поняла, что это древний школьный автобус, перекрашенный в розовый цвет. Около него суетились нарядные женщины в вечерних платьях. Женщины? В этой степи? И даже, кажется, в блёстках.

Дора с минуту наблюдала, ожидая, что мираж растает, а потом подобрала драную юбку и побежала к ним. Вблизи, впрочем, рассмотрела повнимательней и остановилась в восхищении. Это был не совсем женщины.

– Джоки, дрянь такая, я говорила тебе, чтобы ты не съезжала с дороги! «Напрямик, напрямик!» Теперь чини этот гроб сама, – верещал юноша в лиловой пачке и серебряном корсаже.

– Какого чёрта, Анабель, я ничего не понимаю в моторах, я даже с шофёром никогда не спала, – томно отвечал ему парень в зелёной кружевной пелерине.

Тут они замолкли и уставились на неё. Дора поздоровалась и сказала:

– Спокойно, дамы, я неделю провела с байкером и знаю о моторах всё!..

Спустя час пришлось внести поправку.

– Похоже, я только про мотоциклы успела понять…

– Надо было стопить дальнобойщика, – заметил немолодой блондин по имени Лючия. – Хотя тогда бы к нам добрались одни ушки вместо тебя, милашка. Дальнобои-то горячие!

Но потом автобус кое-как завёлся, и дальше они поехали вместе.

«Девочки» возили по свету травести-шоу, выступая в городках, барах и на заправках. Гомофобия отошла в прошлое ещё до Потопа, и хотя позже мир несколько одичал, красотки чувствовали себя неплохо. Как-то утром, когда они катили по разбитой просёлочной дороге, им на хвост села пара древних, но наглых «вранглеров» – и в каком музее их только откопали? Сначала девочки (Дора быстро научилась произносить это слово без кавычек, потому что увидела в них больше легкомыслия и девичьей порывистости, чем в себе), хихикали и махали пыльными боа, высунувшись из окон по пояс. Но джипы начали теснить их к обочине, явно рассчитывая, что автобус увязнет в грязи. Джоки выругалась и прибавила газу, а Лючия потянулась и достала что-то из-под вороха платьев. Дора с удивлением узнала воронёный ствол пулемёта. Анабель всплеснула руками, перехватила оружие и выставила его в окно. Лючия подтащила к ней коробку на две сотни патронов, но они не потребовались: как только Анабель выпустила первую очередь под колёса преследователей, женственно визжа от ужаса, они мгновенно развернулись и отстали.