Отец снова замолчал.

— Ну и где же находилась та голубая вещь? — поинтересовался я.

— Мы продолжали спускаться по туннелю, местами такому узкому, что приходилось ползти по-змеиному. И вдруг все вокруг стало казаться необычным. Это было… как объемный мираж в самом конце прохода. В самом конце туннеля я в полной темноте увидел ауру, изливавшую голубой свет на пол уже другой пещеры. Я окликнул своих товарищей шепотом, чтобы не произошло обвала; они не услышали меня. Тогда я один двинулся к этому свету, он призывал меня сделать это какой-то сверхъестественной силой, силой непонятной, излучающей голубое сияние, полупрозрачный свет, как бы просачивавшийся сквозь камень; это был явно голубой свет, цвет его был чистый, голубее моря, цвет бирюзы, отдающей сиреневым, цвет индиго, цвет черного коралла в первозданной голубизне… свет лился не сверху… но от центра земли! Когда подошли остальные, все уже было кончено, разумеется, мне никто не поверил. Все подумали, что я стал жертвой галлюцинации. Намного позже я понял, что произошло. Один физик объяснил мне, что речь шла о естественном феномене: когда солнце, находясь в апогее, освещает камень, лежащий на поверхности, то лучи света через мельчайшие отверстия в камне проникают в глубь пещеры, и интенсивность их настолько сильна, что в самой пещере возникает подобная аура.

Но ничто не сотрет впечатления этого мерцающего, переливающегося освещения пещеры. Долгие ночи пьянил меня голубой свет. Это было что-то… неземное. Возможно, часть сокровища, и может быть, единственная, оставшаяся здесь.

— Вы думаете, что сокровища здесь больше нет? — вдруг заинтересовалась Джейн.

— Что я думаю, — ответил отец, — не имеет значения. Когда искатели осознали, насколько невероятен этот текст, они разуверились в существовании сокровища. Библейская школа в Иерусалиме, сугубо католическая, изучавшая тексты Кумрана около двадцати лет, и желавшая сохранить эксклюзивность доступа к свиткам Мертвого моря, установила, что текст подделан, и сокровища на самом деле не существует.

— Почему? — удивилась Джейн.

— Да все потому же, Джейн. Никто не хочет восстановления Храма.

— А вот профессор Эриксон верил, что все эти запасы золота и серебра происходят из Иерусалима и принадлежат Храму. Потому он и организовал эту бригаду.

— И что же вы нашли?

Джейн подошла поближе.

— Пока почти ничего, — пробормотала она. — Горшки, запасы фимиама, который явно принадлежал Храму… Да, был еще глиняный горшок, очень большой, наполненный пеплом животных…

Отец призадумался. Наши глаза встретились. Одна и та же мысль мелькнула у нас.

— Пепел Красной коровы.

Произнесли мы это почти одновременно. Джейн вопросительно посмотрела на нас.

— Корова очень редкой породы, — пояснил я. — Ее пепел используется для ритуального очищения народа. Эта корова без каких-либо изъянов никогда не ходила в ярме. Ее кровью семь раз кропят алтарь. Затем ее сжигают, а Великий жрец подбрасывает в костер кедровые дрова, иссоп, темно-красную краску. Пепел, оставшийся от коровы, собирают и ссыпают в очищенную посуду. Пепел придает воде чистоту, необходимую для очищения грешников. Подобные коровы чрезвычайно редки; иногда проходят годы, прежде чем найдут такую. По Библии — это единственное животное, необходимое, чтобы очистить Храм во время ритуальных богослужений.

— Вы думаете, что именно Елиав спрятал его в Кумране, надеясь на будущее восстановление Храма?

— Несомненно, — ответил отец.

— А что произошло потом? — заинтересовалась Джейн.

Наступила тишина. Отец, казалось, что-то обдумывал, прежде чем продолжать.

— По манускриптам Мертвого моря благодаря письмам, доставленным в Кумран, стало известно, что произошло потом. Храм был разрушен. Страну захватили римляне, но отряд зелотов организовал яростное сопротивление захватчикам. В сто тридцать втором году император Адриан объявил Иерусалим римским городом и построил новый Храм на месте разрушенного иерусалимского Храма. Некий человек по имени Шимон Бар-Кохба возглавил восстание против римлян в сто тридцать втором году, через шестьдесят лет после уничтожения Храма. За ним последовали видные раввины, один из которых, рабби Акива, главный раввин Израиля, который объявил себя Мессией. Бар-Кохбе удалось овладеть Иерусалимом и провозгласить свободную Иудею. Но Адриан послал своего генерала на север усмирить бунтовщиков, что тот и сделал, блокировав еврейские оборонительные сооружения и вызвав тем самым голод. Больше пятисот восьмидесяти тысяч евреев погибли во время восстания. Что касается Кумрана, то он послужил убежищем немногим уцелевшим бунтовщикам и их главе, Бар-Кохбе. Последний поселился там, познакомился с текстами, в частности, с Медным свитком. Тогда-то у Бар-Кохбы и родилась безумная идея отбить Иерусалим и отстроить Храм. Случилось это через семьдесят лет после того, как Елиав отдал Медный свиток ессеям и спрятал сокровище Храма, так что благодаря намерениям Бар-Кохбы его признали Мессией. Однако, узнав, что Иродиум, бывший дворец Ирода Великого, пал, он понял, что его миссия потерпела неудачу. Оставив Медный свиток там, где тот хранился, он ушел в Биттир, доживать там последние дни и все еще надеясь, что когда-нибудь кому-то удастся восстановить Храм.

Отец проговорил последние слова тихо, пристально глядя на меня.

— …оставив Медный свиток ессеям, Бар-Кохба увеличил сокровище Храма дарами, полученными от богатых евреев диаспоры, поддерживавших восстание и веривших в него. К этому надо прибавить и деньги арендной платы и подношения… В руках у Бар-Кохбы находилась значительная сумма, и он распределил ее по тайникам Елиава.

— А почему, по-вашему, римляне так ожесточились на Храм? — спросила Джейн.

— Римляне понимали, что Иерусалим для них очень важен. Они чувствовали, что в своем желании существовать через Храм город продолжит отправлять послания языческому миру о Конце Света и что однажды римляне утратят свое господство.

— А потом?

Джейн и я произнесли это в один голос. Отец опять улыбнулся хорошо знакомой мне улыбкой — спокойной, уверенной, по-настоящему счастливой.

— А потом, — сказал он, — прошло две тысячи лет, свитки были найдены и переданы международным организациям. Что же до Медного свитка, то он несколько лет находился в единоличном владении профессора Эриксона.

При упоминании этого имени Джейн побледнела. Я перехватил ее вдруг ставший жестоким взгляд, когда он встретился с моим.

— Профессор Эриксон так увлекся свитком, что решил разыскать сокровище Храма. Он думал, надеялся, что сокровище существовало на самом деле. Но вначале ему не везло. Медный свиток, найденный в Кумране, переправили в Амман, в Иорданию, во время израильско-арабской войны. Профессор Эриксон убеждал директора Музея иорданских древностей, что сокровище, упомянутое в Медном свитке, может быть найдено. Другие члены международных организаций в это совершенно не верили. Они отказывались просмотреть хотя бы один из свитков, вообще хотели избавиться от них. Но остановить профессора Эриксона было невозможно; он организовал археологические экспедиции на бывших территориях Иордании, чтобы найти золото и серебро, указанные в Медном свитке. Однако археологии пришлось еще раз столкнуться с Историей. В 1967 году, после месяца воинственных угроз Египта и Сирии, Израиль предпринял массированную атаку против Египта. На следующий день были развязаны боевые действия на границе Израиля и Иордании. В конце концов, началась битва за Иерусалим. И ставкой в этом сражении оказались два места: Западная стена и Музей Рокфеллера на подступах к современному арабскому городу, где хранились… манускрипты Мертвого моря. 7 июня, ближе к полудню, отряд израильских парашютистов медленно подошел к стене старого города, и после перестрелки с иорданскими солдатами окружил музей. В то же время израильские колонны двигались в направлении к иорданской долине, чтобы отвлечь иорданские силы подальше от Иерихона и северо-западного берега Мертвого моря. Так местность Кирбат-Кумрана и сотни фрагментов Кумрана оказались под контролем израильтян.