Несколько минут прогулки убедили ее в том, что прятаться все-таки имело смысл.

Сначала ей показалось, что проезжающие мимо нее автомобили притормаживают и пассажиры поворачиваются в ее сторону. Но когда идущая ей навстречу женщина остановилась, во все глаза вытаращилась на нее и, стоя, поворачивалась за ней, как подсолнух за солнцем, Ларк поняла, что ей ничего не кажется, что все так и есть.

В магазине было не лучше. Когда она вошла, все посетители искоса бросили на нее долгие взгляды. Пара миловидных старушек поздоровались с ней, а потом обе отвернулись, словно сгорая от стыда. Мужчины открыто глазели на нее и шепотом обменивались между собой впечатлениями.

Все эти люди думали одно: что минувшей ночью она и Натан Сенатра слились в страстном экстазе.

Под перекрестным обстрелом их взглядов было невозможно ни о чем думать, ей хотелось крикнуть им, чтобы они прекратили это дурацкое занятие. Тоже мне, нашли развлечение. Она что-то схватила с полки и помчалась к кассе, находившейся у выхода из торгового зала.

— Какой вам пакет, пластиковый или бумажный? — спросил ее сидящий рядом с кассой Брет Жиллет, продавец из этого магазина, мужчина примерно одних лет с Натаном, традиционной и приятной внешности, с которым она познакомилась еще во время ее первого посещения этого магазина.

— Так бумажный или пластиковый? — переспросил он, не дождавшись ее ответа.

Сегодня его тон был менее приветливым, чем обычно. Видимо, и он тоже был в курсе слухов.

Все спуталось у нее в голове: пластик — значит химия, бумага — погубленные деревья.

— Как хотите, — ответила она.

Он пожал плечами и молча сложил ее покупки в пластиковый пакет. Она расплатилась, кассир отсчитал ей сдачу.

Брет пошел вслед за ней, держа пакет.

“Они все думают, что я переспала с Натаном Сенатрой!”

Ларк протянула руку за своим пакетом.

— Я донесу его до вашей машины, — сказал Брет.

— Не стоит беспокоиться, я пришла пешком, — ответила она.

Глядя куда-то вниз, примерно в сторону ее туфель, он протянул ей пакет с покупками. Ларк почти вырвала его у продавца и поторопилась покинуть магазин. В этот момент она вполне понимала леди Диану относительно того, что нескромное внимание может довести человека до крайности.

Ларк вдруг начала понимать, что стала вести себя так, словно она действительно в чем-то виновата, и ей стало понятно, почему люди так часто сознаются в преступлениях, которых не совершали. Только два часа тому назад она покинула дом Натана Сенатры, и вот она сама уже почти верит в то, что у нее был с ним страстный секс.

На кухне своей гостиницы она раскрыла пакет и удивилась тому, что принесла: банку анчоусов, которых на самом деле никогда не любила, и огромную коробку сушеного чернослива, такое количество она бы не съела и за всю жизнь.

* * *

Через три дня, снова придя в этот магазин за продуктами, она неожиданно встретила там Натана — тележка для покупок, которую он катил, выехала из-за колонны, и они едва не столкнулись.

— А, Ларк! — приветливо махнул он ей рукой, словно был рад ее видеть.

Она ответила на его приветствие сдержанным кивком.

Ларк уже несколько дней не была на его ферме, и страницы, отведенные в ее блокноте для записи наблюдений за его скотом, оставались пустыми. Но, к счастью для нее, она была далеко не единственным наблюдателем, работающим на программу исследования условий содержания скота. Всего по стране таких, как она, было несколько сотен человек, и в конечном итоге было абсолютно неважно, будет ли она и дальше наблюдать его скот.

Она сжала ручку своей тележки так, словно это была тачка с кирпичом, которую ей надо было затащить на вершину холма, но он не понял ее намека,

— Мне надо кое-что вам вернуть, — сказал он. Весь магазин следил за ними с таким напряженным вниманием, словно они были сейчас двумя актерами, разыгрывающими захватывающую сцену на театральных подмостках. “Сейчас он у всех на глазах объявит, — подумала она, — что именно он должен ей вернуть — ее трусы и лифчик”.

— Оставьте это у себя, — сказала она.

Его брови поднялись в гримасе преувеличенного удивления.

— Зачем мне ваш блокнот? — спросил он.

— Какой блокнот? — удивилась она.

— Вы забыли у меня блокнот с записями ваших наблюдений, — сказал он и наклонился к ней.

— А что я еще могу сказать? — озабоченно прошептал он ей на ухо.

— Не знаю, — ответила она, заметив, что Брет Жиллет, делая вид, что расставляет товар на полке в другом конце зала, все время косит взглядом в их сторону.

— Заезжайте и возьмите их в любое время, вы ведь еще приедете?

— Не уверена.

— Коровы по вас скучают, — сказал он.

— Ха-ха, — ответила она.

— Они все время спрашивают, когда вы приедете.

— Неужели, — ответила она, недоумевая, что за игру он опять затеял.

— Чистая правда.

— Правда так правда.

Она уже решила уйти, когда он вдруг прищурился и сказал:

— Мы бы и вправду могли этим заняться.

— Оставьте меня в покое! — сердито выкрикнула она, схватила с полки французскую булку и бросила ее в свою тележку.

Булка упала рядом с коробкой с гигиеническими прокладками.

Он стоял и спокойно рассматривал содержимое ее тележки.

— Вижу, вы не в духе, — сказал он.

— Дайте мне дорогу.

— Что это там у вас? А, слава богу, не набор для самостоятельного определения беременности.

— Пошел ты к черту!

Она грубо оттолкнула его тележку своей и быстро зашагала к выходу. Заднее колесо тележки, словно нарочно, противно заскрипело, сообщая о ее местоположении всем присутствующим в зале.

“У них с Натаном Сенатрой был страстный секс!” — читалось в каждом взгляде.

В этот раз Брет все-таки донес ее покупки до машины и сложил пакеты на заднее сиденье.

— Я бы хотел вас спросить об одной вещи, — сказал он, захлопнув дверцу и повернувшись к ней.

Выражение его лица было серьезным и каким-то преданным, что ли. “Ну вот, начинается, — подумала она, — сейчас он спросит, правда ли то, чем все говорят”.

— Не хотите ли куда-нибудь сходить? — спросил он. — Например, в кино?

За его спиной из дверей магазина появился Натан.

— Почему бы и нет? — суетливо воскликнул она. — Буду очень рада. Правда, буду очень рада.

Ровно через пять дней Брет заехал за ней н; своем стареньком голубом “Шевроле”, который восстановил своими руками. Он подарил ей цветы и, поскольку никто никогда не дарил ей цветов она чуть не расплакалась.