А в конце праздничного обеда папа налил всем вина и сказал тост:

— За новую жизнь во Франции! — и повторил еще раз: — За нашу жизнь во Франции!

Мама вообще-то никогда не пила вина — говорила, что для нее вино на вкус как чернила. А Анне вино понравилось, и она выпила полный бокал. Так что когда она добралась до кровати, мысли в голове у нее путались, а гардероб и желтый абажур лампы безостановочно кружились, и пришлось поскорее закрыть глаза.

«Замечательное было у нас Рождество!» — думала Анна. А скоро она пойдет в школу и по-настоящему узнает, что значит жить во Франции.

После Рождества вопреки ожиданиям Анна в школу не пошла. Для Макса мама нашла подходящий лицей. (Лицеем во Франции называлась школа для учеников средних и старших классов, и занятия там начинались уже в первые дни января.) А вот лицеев для девочек в Париже было немного, и все переполнены. Желающих попасть туда заносили в длиннющие списки ожидания.

— Частную школу мы сейчас не можем себе позволить, — сказала мама. — А отдавать тебя в муниципальную мне совсем не хочется.

— Почему? — удивилась Анна.

— Окончив такую школу, дети, как правило, дальше не учатся. И я не думаю, чтобы там давали качественное образование, — ответила мама. — В муниципальной школе, к примеру, ты не сможешь учить латынь.

— Не очень-то мне нужна эта латынь, — возразила Анна. — Уж лучше как следует заняться французским. Мне так хочется ходить в школу!

Но мама была непреклонна.

— Не стоит торопиться. Дай время осмотреться и как следует все обдумать.

И вот Макс стал ходить в школу, а Анна — нет. Школа Макса находилась на другом конце города. Рано утром он отправлялся туда на метро, а домой возвращался только к пяти вечера. Мама выбрала эту школу — несмотря на то, что она была так далеко, — потому что там мальчики два раза в неделю играли в футбол. А почти во всех остальных французских школах времени на игры не отводилось — только на учебу.

В первый день Максовой учебы квартира показалась Анне пустой и скучной. Утром она ходила с мамой за покупками. На улице было ясно и холодно. За прошедший год Анна так сильно выросла, что теперь между подолом пальто и краями ее вязаных чулок появился довольно большой зазор. Мама взглянула на покрытые гусиной кожей ноги Анны и вздохнула.

— Прямо не знаю, что делать с твоей одеждой!

— Все нормально, — ответила Анна. — У меня же свитер, который ты мне связала.

Свитер, связанный мамой по ее собственной «технологии», получился просторным, плотным, толстым, неодолимым для холода и очень практичным. Юбочка выступала из-под него всего на несколько сантиметров, но Анну это не беспокоило.

— Если тебе не холодно, давай сходим на рынок, — предложила мама. — Там все дешевле.

Рынок оказался довольно далеко — нужно было пройти несколько узких извилистых улочек. Анна несла мамину хозяйственную сумку. Наконец они вышли на оживленную улицу с магазинчиками и прилавками. Тут продавалось все — от овощей до галантерейных товаров. Прежде чем что-либо покупать, мама решила внимательно все изучить — хотела убедиться, что потратит деньги не зря. Владельцы магазинчиков и прилавков на все лады расхваливали свой товар и раскладывали его так, чтобы невозможно было отвести взгляд. И порой Анна с мамой не могли пройти мимо: как не залюбоваться луком или какой-нибудь превосходной чисто вымытой морковью! В некоторых магазинчиках продавали только один какой-нибудь вид продуктов. Например, сыр. И на маленьком складном столике у входа были выставлены по меньшей мере тридцать разных видов сыра — каждый кусочек аккуратно завернут в муслиновую ткань.

Мама собиралась купить кочан красной капусты, когда Анна вдруг услышала, что кто-то обратился к ним по-французски. Голос принадлежал незнакомой даме в зеленом пальто. В руках у нее была распухшая от покупок сумка. Глядя на Анну карими глазами, она доброжелательно улыбалась. Мама, занятая капустой, в первый момент ее не узнала. А потом воскликнула: «Мадам Фернан!», и они принялись пожимать друг другу руки.

Мадам Фернан совсем не говорила по-немецки: они с мамой беседовали по-французски. Анна заметила, что мама, пусть и с акцентом, общалась на французском гораздо свободнее, чем когда они только приехали во Францию. Мадам Фернан спросила Анну, говорит ли она по-французски. Она произносила слова медленно и четко, чтобы Анна могла ее понять.

— Немного, — ответила Анна.

Мадам Фернан захлопала в ладоши и воскликнула:

— Замечательно!

У Анны, сказала она, прекрасное французское произношение.

Мама все еще держала в руках кочан, который собиралась купить. Но мадам Фернан осторожно взяла у нее капусту и положила обратно на прилавок. Затем она повела маму куда-то за угол, к другому прилавку, и оказалось, что там тоже продают красную капусту, только дешевле и лучше. С помощью мадам Фернан мама купила много других овощей и фруктов. А перед тем как уйти, мадам Фернан подарила Анне банан — «чтобы у нее появились силы на обратную дорогу», перевела мама Анне.

И маме и Анне эта встреча подняла настроение. Мама познакомилась с мадам Фернан и ее мужем-журналистом, когда они с папой в первый раз приезжали в Париж. Оба ей очень понравились.

А теперь мадам Фернан предложила звонить, если вдруг понадобится помощь или совет. Сейчас ее муж уехал на несколько недель, но, как только он вернется, она хотела бы пригласить папу с мамой к ним на обед. Маму это очень обрадовало.

— Какие приятные люди! — приговаривала она. — И как хорошо иметь в Париже добрых знакомых!

Они закончили с покупками и отправились домой.

Анна сказала консьержке «bonjour, madame» в надежде, что та заметит ее прекрасное произношение, и весело болтала с мамой, пока они ехали в лифте. Но, когда они вошли в квартиру, вдруг вспомнила, что Макс в школе. И день снова стал невыносимо тоскливым. Анна помогла маме разобрать покупки. Но после этого уже не знала, чем заняться.

Грета стирала в ванной, и Анна подумала, что можно пойти поболтать с ней. Но после своего возвращения из Австрии Грета стала еще сварливей. Все французское ее раздражало. Язык невозможный, люди неопрятные, продукты слишком дорогие — ничего ее не устраивало. Вдобавок мать Греты взяла с нее новые обещания. Кроме того, что Грета должна была вовремя ложиться спать, ей теперь надо было беречь спину. Это означало, что теперь Грета будет мыть полы медленно-премедленно, не заботясь о чистоте в углах и не напрягая рук. Еще Грета пообещала матери плотно обедать, давать себе передышку от дел, как только немного устанет, и не простужаться. Грета старательно выполняла эти обещания, даже если это совершенно противоречило нуждам мамы и других членов семьи. А говорила Грета о своих обещаниях почти так же часто, как и о своей нелюбви ко всему французскому.