Я провожу праздники в Кембридже. После испытания машины и опытов мне хотелось несколько дней полного отдыха, и я только завтра уеду в Лондон. Там я проведу два-три дня и числа 29–30-го поеду на недельку в Париж. Остановлюсь, как всегда, у Крыловых.

Большое тебе спасибо, дорогая моя, за посылку вторую с бельем. Она мне очень кстати…

Эти дни я акклиматизировался в колледже. Комнаты очень хорошие, главное, теплые и большие. Пришлось немного затратиться на одеяла и подушки, кое-какую посуду. Теперь все налажено.

Последние дни в лаборатории были довольно занятые, приезжали важные посетители из Лондона. Но все остались очень довольны.

Теперь я понемногу успокаиваюсь, но все же чувствуется реакция от напряжения…

Кембридж, 20 января 1926 г.

Дорогая Мама!

Сегодня написал письмо Лёне и отправил его простой почтой. Я вложил письмо для Кольки Семенова, и оно очень важное, ибо он должен мне прислать одну бумагу для моего приезда. Я пишу Лёне, что приеду в конце марта – начале апреля.

Ну, пока! Всего хорошего, дорогая моя. Береги себя и не работай очень много. Целую крепко.

Кембридж, 12 февраля 1926 г.

Дорогая моя Мама!

Меня очень огорчает, что ты себя плохо чувствуешь и, главное, что ты так неумеренно работаешь. Право, тебе надо раз навсегда умерить свою работу. Тише едешь, дальше будешь. Лёня пишет, что у вас туго с деньгой. Дайте мне знать сразу, если очень туго, – я вышлю. А то ведь через полтора месяца я буду у вас в Питере и привезу с собой, так что подсоблю вам.

Теперь насчет моих дел. У меня, как видите, сейчас деловая пора, будет открытие лаборатории в марте[75]. Приедет Бальфур[76] и еще целая свора крокодилов. Мне, по-видимому, придется говорить речь, потом производить демонстрации, а ты знаешь, как это неприятно делать при таком сборище народа. Вечером обед и все прочее. Все это время меня осаждают посетители, и к тому же очень важные. Все это не дает сосредоточиться на работе. Масса приемов и обедов в Кембридже самом занимает уйму времени.

Я еще к тому же читаю много докладов (два в этом семестре) и курс лекций.

Выеду я в Питер не позже 30 марта (это самое позднее, но, может быть, освобожусь и ранее). В Кембридже надо быть в первых числах мая, так как нельзя покидать лабораторию на более долгий срок.

Я тебе посылаю номер «Temps»[77], в котором напечатана о моих работах статья. Как ты увидишь, она очень лестная, но есть неточности. Кто ее писал, я не знаю.

Крокодил мой очень занят, он сейчас президент Королевского общества (в Англии – Академия наук), и у него масса дел в связи с этим.

Кембридж, 22 февраля 1926 г.

Дорогая Мама!

Получил твое письмо и был так рад, что твое здоровье поправилось. Что касается моего приезда, то, если ничего непредвиденного не случится, я выезжаю отсюда между 20-м и 25 марта, т. е. через месяц. К сожалению, у меня уйма дел сейчас и есть очень важные дела, они могут слегка задержать меня, но я сделаю все, чтобы выбраться без задержки.

На 9 марта назначено открытие лаборатории. Мне, по-видимому, надо будет говорить речь сразу после Бальфура, если этот господин приедет, как он это обещал. В следующем письме пошлю тебе программу события. Ты представляешь себе, как я занят это время: надо налаживать открытие, и целый ряд текущих дел. Надо быть к тому же готовым к лекциям, которые я читаю в этом семестре. Прямо не знаю, как справиться. Но всему этому масса светских обязанностей.

«Temps» я полностью послал весь N, и, наверное, он уже у вас. Получил вчера необходимые бумаги для поездки в Питер. Скажи это Н. Н. [Семенову]…

Целую крепко всех вас, дорогие мои. До скорого свидания.

Кембридж, 11 марта 1926 г.

Дорогая Мама!

9-го было открытие моей лаборатории. Занятой и нервный день. Из шишек был лорд Бальфур. Он говорил речь. После него пришлось говорить мне. Не угодно ли на моем ломаном языке сразу после английского премьера, одного из лучших ораторов! Вечером был большой обед в Тринити-колледже. Все сошло благополучно, было около 50–60 гостей. Подробности – когда приеду… О дне своего выезда дам телеграмму. Ты немедленно сообщи его Семенову. Я очень занят и не могу много писать, да все равно скоро увидимся. Завтра еду в Лондон устраивать визы.

Большое спасибо за телеграмму. Она меня тронула и порадовала…

Кембридж, 7 апреля 1927 г.

Дорогая Мама!

Сегодня последний день работы и завтра утром отправляюсь отдыхать. Сперва думаю поехать покататься на машине, потом на недельку в Париж. Закончил свои дела и рад, что 21/2 недели не буду думать ни о чем. Это очень хорошо – освежить мозги.

Сегодня разругался с Крокодилом. Здорово. Но он был злой и я усталый. По существу, дело плевое. Ну что поделаешь, после каникул помиримся. <…>

Я решил поездить по Англии, т. к. я ее меньше всего знаю. Никогда не оставался на каникулы здесь.

Я доволен результатами своей работы. Нашел кое-что новое, хотя мне не ясно, как это важно. Ну, во всяком случае, этого нельзя было найти с обычной методикой, потому это будет служить оправданием моей работы. <…>

Тут я несколько раз виделся с Анной Алексеевной Крыловой. Она приезжала смотреть Кембридж. Очень умненькая и славная девочка. Много интересуется искусством и хорошо разбирается. Тебе, наверное, она понравилась бы. Твой вкус я хорошо знаю. <…>

Целую тебя, моя родная. Поцелуй Наташу и Леонидов.

Твой Петя

Париж, 23 апреля 1927 г.

Дорогая Мама,

Я, кажется, на будущей неделе женюсь на Крысе Крыловой. Ты ее полюбишь.

Целую всех, всех.

Петя

Кембридж, 12 июня 1930 г.

Дорогая моя Мама!

Сейчас очень занят, но все идет помаленьку. Дом подвигается, и недели через две-три собираемся переезжать. Наш новый адрес будет 173 Huntingdon Rd. У меня большая новость, но пока что мне хотелось бы, чтобы ты о ней никому не говорила, кроме Ал[ексея] Ник[олаевича], и ты [его] попроси никому не говорить. Дело в том, что мне предлагают кафедру, специально для меня созданную, подробности я тебе напишу потом. Окончательно все выяснится только к середине ноября, но почти нет никаких оснований, чтобы я ее не получил. Но дело в том, что требуется некоторое время на ее утверждение, и если это все станет публично, то это может