«Оставаться тут до понедельника нельзя, — подумал я. — Я должен узнать, что случилось с Вивиан».

Откуда у Уильямса ее мобильник и зачем он пытался убить меня? Мысли крутились в голове, как песчаные водовороты, и единственный способ остановить это нескончаемое вращение был вполне очевиден. Надо как можно скорее выбраться из «Крома». Ответы, полученные через два дня, могут мне уже ничем не помочь.

Я стал искать тень, надеясь укрыться от жары. Асфальт прожигал тонкие подошвы поношенных кедов. По периметру ограды шел длинный, мятый навес из ржавого железа, примыкавший к бетонной коробке здания. Под навесом стояли деревянные скамейки, столики для пикника и баки с водой. В тени сидело человек тридцать — сорок: некоторые играли в домино, другие спокойно читали. Несколько человек просто наблюдали, как я иду по двору. Для них я был еще одним незнакомцем, бредущим через пустыню и не несущим ни подарков, ни добрых вестей.

В западной части двора, где за оградой виднелись быстро надвигающиеся облака, трое играли в баскетбол. Сетка на кольце была сделана из цепей, что весьма соответствовало обстановке. Мяч упрямо не хотел отскакивать от земли выше чем на фут. Чтобы не упустить его, ведущий вынужден был бежать, согнувшись в три погибели. За двадцать футов до корзины он внезапно выпрямился и запустил мяч в ржавое кольцо. Тот прошел насквозь и, как камень, без отскока упал в лужу. Игрок подошел и посмотрел на мяч, как смотрят на чужую дохлую собаку. После короткого обсуждения все трое развернулись и пошли прочь, оставив мяч на потрескавшемся бетоне.

Гаитянцы сидели в своем углу, кубинцы в своем. Еще был блондин, похожий на получившего солнечный удар немца, и небольшая группа людей из Центральной Америки с прямыми черными волосами и лицами майя. Я словно попал в ООН, только все мы были заключенными, и этот факт несколько омрачал радость интернационального общения. Все разговаривали либо на креольском, либо на испанском, только блондин в одиночестве стоял у ограды и разговаривал сам с собой. Пусть немного помятый, но изящный бежевый льняной костюм и синий галстук-бабочка делали его самым хорошо одетым человеком здесь. Никто не обращал на блондина внимания. Он состоял в закрытом клубе, по крайней мере, пока его не забрали в психушку.

Отдельно сидели двое, как я решил, китайцев. Они так плотно прижимались друг к другу, что походили на сиамских близнецов. Не представляю, какой путь им пришлось проделать. От них веяло таким унынием, что впору солнцу было прятаться за тучами. Обидно возвращаться на Гаити, когда чуть не погиб, сбегая оттуда, но никто не запрещает попробовать еще раз. У кубинцев, как правило, вообще не возникает проблем из-за депортации. Но Китай — это просто другая планета. Они, наверное, добирались сюда несколько месяцев, а теперь их отправят обратно. У них были осунувшиеся лица людей, которые рады лишь тому, что они живы. Но когда я улыбнулся, они улыбнулись в ответ. Глаза их оказались неожиданно добрыми. Я показал им поднятый большой палец и направился в тень.

Похоже, других американцев здесь не было, поэтому я сел в одиночестве и прислонился к ржавой стене барака. Ко мне подошел негр со стальными мускулами и попросил сигарету, изобразив двумя пальцами, что курит. Я молча похлопал по пустым карманам, и он отошел, правда, не очень разочарованный. В подобном месте разочарование столь же обычно, как солнечный свет.

Я сидел и наблюдал, как шесть человек вышли из-под навеса и стали играть в футбол сдувшимся баскетбольным мячом.

«Надо выбираться во что бы то ни стало, — подумал я. — Еще немного посижу и точно чокнусь».

Я огляделся, но вокруг была только колючая проволока, низкие облака и несчастные люди. Вдруг навалилась усталость, сдерживаемая до тех пор страхом и адреналином, и я решил больше ей не сопротивляться. Я откинулся, закрыл глаза и попытался ни о чем не думать.

Должно быть, я задремал, потому что в следующее мгновение охранник тормошил меня за плечо — приехал мой адвокат. С запада донесся раскат грома, ветер усилился. Я быстро поднялся и направился вслед за охранником к главному зданию. Мы почти успели дойти до двери, когда по земле забарабанили первые капли дождя.

Меня провели в большую прямоугольную комнату с несколькими рядами столов и скамеек. Решетки на окнах напоминали, что мы в изоляторе. Охранник у дверей обыскал меня и сообщил, что еще раз обыщет после свидания. Голос у него был механический, как у автомата, он столько раз повторял одни и те же слова, что уже не мог расслышать скуку в собственном голосе. Я бы ни за что на свете не поменялся с ним местами. По-моему, даже заключенным приходится лучше. Они по крайней мере могут отправиться домой, а дома всегда есть какие-никакие, но перспективы. Охранника же освободит только пенсия, его срок — пожизненный, а время — конвейер, день за днем приближающий его к смерти.

Комната, пропахшая табаком и потом, была почти пуста, и я, как вошел, сразу увидел Сюзан Эндрюс. Она сидела за столом и, судя по всему, читала мое дело. Рядом, словно кот, примостился пухлый кожаный портфель. В руке она рассеянно сжимала банку лимонада. Я подошел и плюхнулся напротив.

Она не сразу обратила не меня внимание, как сделало бы большинство людей в таком месте, как «Кром», и стало ясно, насколько она поглощена работой. Сюзан что-то резко отчеркнула ручкой, подняла глаза и улыбнулась. Она не утратила былой прелести, но улыбка разрушила ее очарование. Это был абсолютно безликий, отработанный жест, простая любезность, блестящая монета, бездумно брошенная нищему. Улыбка предназначалась не Джеку Вонсу, хотя в данных обстоятельствах мне не стоило рассчитывать на большее.

Затем улыбка исчезла, и в выражении лица появилось что-то человеческое. Мне показалось, что она выглядит грустной и усталой, хотя ее красота все так же бросалась в глаза, несмотря на обстоятельства нашей встречи. Она внимательно осмотрела меня и покачала головой, улыбнувшись на этот раз вполне естественно.

— Ты жутко выглядишь.

— Не ожидал, что ты приедешь раньше понедельника.

— Я бы и не приехала, случай вмешался. Прокурор попросил отложить одно дело, которое я веду. Из спецхранилища пропало несколько килограммов вещественных доказательств. Поэтому я здесь.

Она сняла портфель со стола и поставила рядом с собой.

— Как твое ничего? — спросил я.

— Это ты у меня спрашиваешь?

Я окинул ее взглядом. Она производила впечатление состоятельной женщины, не миллионерки, скорее специалиста с хорошей зарплатой. Прокурорские будни остались в прошлом. Грязные доллары ее бывших врагов час за часом — высокооплачиваемым часом — делали ее все богаче.

— Неплохо для разнообразия зарабатывать приличные деньги?

Она задумалась.

— Тебе, возможно, будет трудно поверить, но должность прокурора мне нравилась больше.

— Да нет, я не удивлен. Такие, как ты, любят черную работу. Деньги для них не главное, хотя костюмчик у тебя симпатичный.

Она нахмурилась.

— Теперь начинаю вспоминать.