всплыл в кашинской трагедии. Гектор представился небрежно и лаконично – полковник Гектор Игоревич Борщов, и флегматик-майор даже не стал у него документы проверять – явились люди столичные, служивые, какая-то непонятная вожжа им под хвост попала, надо им просмотреть дело пятнадцатилетней давности. А от дела остался один пшик.

– Как же так? – спрашивала Катя, в растерянности листая обгорелое дело. – Фототаблица, те рапорты, с которых копии снимали, а где же остальное-то?

– Сгорел у нас архив двенадцать лет назад, – просто объяснил ей майор Арефьев. – Отдел у нас – каменное здание, бывший купеческий особняк, а пристройка деревянной была. Внизу камеры, наверху комната архива. Тоже в августе беда пришла – гроза. Молния в крышу пристройки ударила.

– Молния? – Катя решила, что ослышалась.

– Стихия. Ничего не попишешь. Пожар вспыхнул в пристройке. Наши задержанных бросились в первую очередь спасать, арестантов, камеры открывать. Не до архива было. Многое сгорело, и сейфы не спасли, в одном все вообще в пепел обратилось. Другое сильно пострадало. Не восстановить уже никогда. Вас дело об убийстве сестер Крайновых интересует – его до пожара в архив МВД еще не отправляли, срок не подошел. А потом, как от них запрос поступил, сняли копии с того, что в пожаре уцелело.

Катя листала обгорелый том – кроме уже известных ей документов из нового только заключение патологоанатома и первичные выводы пожарно-технической экспертизы. Гектор в документы не смотрел, он изучал майора Арефьева.

– Давность легендарная, но подобные дела, кровавые убийства, обычно в маленьких городах люди долго помнят. Сами, может, что-то нам расскажете интересное, а? Хотя бы из области слухов, пересудов, сплетен городских? – спросил он одновременно по-свойски и вежливо, выказывая уважение к молодому начальнику полиции Чурилова.

– Я учился со старшей сестрой Полиной Крайновой в одном классе, – ответил Арефьев. – И сеструху ее помню – маленькая такая, вредная. Аглая Крайнова. Полина-то заметной в городе была, считай, что первая красавица, еще когда в школе училась в последнем классе, на нее внимание обращали. И приезжие тоже пялились.

– Приезжие? – переспросил Гектор.

– Трудно поверить сейчас, но пятнадцать лет назад у нас жизнь ключом била и несколько лет мы вообще на гребне столичной моды держались. Арт-фестиваль «Июльский дождь», он в мае начинался и заканчивался в октябре. Наши деревеньки Пузановка и Жадино, речка Калиновка, мост через нее специальный столичные хипстеры построили ради фестиваля – Калинов мост и знаменитый Змеиный луг. Неужели не слыхали никогда?

Катя внезапно поняла, о чем он говорит. Когда-то об арт-фестивале «Июльский дождь», названном в честь знаменитого фильма «оттепели», писал весь глянец.

– Пейзажи у нас красивые, не только торфяные болота, но и луга заливные, холмы. Окрестности наши столичные креативщики в те времена облюбовали. – Майор вздохнул. – Я школьником на этом рос, мы все здесь болели этим арт-фестивалем и вспоминаем те времена с ностальгией. Жили же когда-то мы нормально… На Змеином лугу у Жадино художники разный крутой арт воздвигали – огромные модули – скульптуры из дерева, хвороста, сена, соломы. Экологией тогда все бредили. И драконы, и ветряные мельницы, и «плетеные человеки» из фильма. Потом начинался рок-фестиваль – съезжались к нам группы, музыканты со всей страны. Сколько иностранцев было, туристов, экспатов. Словно сон та наша жизнь – свобода и планы на будущее, все казалось многообещающим и светлым… Ферму хипстеры в Пузановке держали. Я когда учился уже в школе полиции в Москве, специально ездил на Даниловский рынок, тогда только открыли там фуд-корт. И наши, здешние, точку на фуд-корте держали – «Пузановский черный хлеб заварной, сэндвичи с яйцами от Змеиных кур, сливки топленые, кофе макиато». Хипстеры у нас в Чурилове тон задавали, и местные за ними тянулись. Мать Крайновых, например, Алла.

– Упоминается в списке, значит, это их мать? – уточнила Катя.

– Она начинала с торговли в коммерческой палатке, как и многие. Мужа ее в той палатке бандиты убили, задолжал он им. Но это вообще давняя история. Бандитов нашли, посадили, а Крайнова денег заработала торговлей. И как у нас все поперло вверх, и народ стал приезжать денежный на весь сезон на фестиваль, она подсуетилась и выкупила задешево городскую парикмахерскую. Превратила ее в салон красоты. Обеспеченные они были, Крайновы, и все благодаря мамашиной энергии и умению деньги умножать и вкладывать.

– Убитых сестер нашли на террасе старого деревенского дома, – заметил Гектор. – Я решил, что они…

– Колхозницы? Голь? – Майор криво усмехнулся, словно вспоминая что-то. – Нет. Их мать поддалась моде – в Жадино хипстеры старые деревенские дома покупали за гроши, участки ведь огромные, сады яблоневые. Строить начали дачи, загородные дома. Мать Крайновых купила избу в заброшенной Пузановке и тоже занялась строительством коттеджа со всеми удобствами. От города всего полтора километра, близко. У нас тогда хипстеры велики завели – в Москве еще и велодорожек не было, а наша молодежь уже на велосипедах гоняла, как и приезжие москвичи. Полине с Аглаей мать навороченные велики в Москве купила, они перед нами выпендривались, а мы все завидовали. Указано в деле, что они на велосипедах приехали в Пузановку в старый дом?

– Нет, – ответила Катя.

– Выходит, сгорел тот протокол.

– Протокол осмотра места убийства отсутствует, только фотографии сохранились, наверное, потому, что криминалист сохранил файлы.

– А вы можете нам рассказать что-то непосредственно о расследовании убийства? Не только об арт-фестивале и точке вашей пузановской на Даниловском фуд-корте? – спросил Гектор, явно теряя терпение с флегматиком-майором.

– Меня тогда в июне после отсрочки в армию призвали, отсутствовал я в Чурилове. Потом я все подробности лишь из общих разговоров узнал, затем все быльем поросло.

– Но вы учились вместе со старшей Крайновой в школе. Что-то ведь вы о ней можете вспомнить?

– Полина была красотка. Модница. Кокетка страшная. И они пели с сестрой.

– Пели? – Гектор совсем заскучал.

– У обеих голоса, но у Аглаи, младшей, вообще прелесть. Они обе и на гитаре играли, аккорды подбирали под песни, бренчали. И в караоке тоже. Аглая даже свои песни пыталась сочинять, несмотря на то, что еще совсем пацанка. И музыку к ним. Они с Полиной пели иногда дуэтом, а порой ссорились из-за песен. В выпускном классе Полина однажды с фингалом под глазом в школу пришла. Сказала, Аглаша мне со злости двинула. И струны на гитаре порвала. А у них разница в три года, представляете, какая оторва маленькая? Но затем они мирились. И снова пели. Приезжие фестивальные гости их талант отмечали. Хвалили их. К Полине вообще пачками клеились. Вечерами на Змеином лугу тусовалась уйма народа, костры зажигали, пели, танцевали…