Он ждал какого-то знака. Знамения. Не оставит же Сына Своего всемогущий Отец и вселюбящая Мать Небесные.

* * *

Господствующее Божество не знает минут тревожного ожидания. Никогда за всю предыдущую вечность не знало Оно ни надежды, ни страха. Да многого Оно не знало, подобно паиньке-мальчику, воспитанному дома, никогда не гулявшему во дворе, где верховодят испорченные мальчишки. Не знало и вряд ли узнает в течение вечности предстоящей.

Да, Оно вездесуще и пронизывает всю Вселенную, но Космос не тождественен Ему, и только поэтому возможно наблюдение за жизнью мелких планетян, возможно действие, возможно дальнейшее Творчество.

Однако Космос бесконечно покорен Ему, нет сопротивления – и потому наблюдения прискучивают, а действие слишком легко совершается. Действие без противодействия равно бездействию – такая вот физика получается.

Когда-то подумывало Господствующее Божество, не сотворить ли равного Себе Соперника, осуществив манихейскую веру, по которой Космос представляется грандиозной ареной противоборства Бога и Дьявола. Да, сотворить Соперника, чтобы развлечься борьбой с неясным исходом.

Но неясный-то исход и испугал: а что если победит Дьявол? Борьба ведь и есть борьба: когда начинается матч более или менее равных команд, никогда нельзя гарантировать, что победит та, которая сейчас стоит выше в турнире. А в случае проигрыша Оно Само окажется – не то уничтоженным, не то полностью обессиленным, скованным, униженным, попадет в рабство к торжествующему Врагу?!

Только вообразив возможность равного противника и равной борьбы, Господствующее Божество в первый и последний раз испытало страх – пока только воображаемый, но и такого оказалось вполне достаточно.

Нет, рисковать Оно не умело и вступить в борьбу, когда победа заранее не гарантирована, Оно не решилось.

* * *

Нищий, который так странно засмеялся, глядя как отец Леонтий переругивается с каким-то мальчишкой и восторженными богомолками, был человек поневоле опытный в делах веры. Потому он оценил молодой напор. И восторженную приверженность двух богомолок тоже оценил.

Место его, купленное у самых церковных ворот, приносило достаточный доход, но ему уже наскучило ежедневное сидение.

Пора было заканчивать этот странный период в жизни бывшего инженера Онисимова. Ему давно хотелось начать свое дело. Желательно, по духовной части. Онисимов всегда считал, что случай предоставляется редко – и его надо ловить и хватать.

Похоже, мальчишка и явился с долгожданным случаем в руках!

В суме каждого нищего спрятана чековая книжка миллионера – Орест Онисимов всегда это подозревал. Во всяком случае, у свободного нищего больше шансов вознестись к богатству, а с ним и к славе, чем у безгласного угнетенного начальством служащего.

Денису показалось, что Он слышит шепот: «Мы с тобой! Мы – Родители твои Небесные! Мы не отставим тебя без милостей Наших, новообретенный Сын Наш.» Такой ясный шепот, что ошибиться было невозможно. Денис даже огляделся вокруг, ожидая теперь уже зримого знамения. И тотчас же догнал новоявленную троицу нищий, тот самый, что так странно хрипло рассмеялся у ворот храма.

– Ты мне понравился, паренек. Ну его, этого Левонтия, вообразил о себе. Придумал: с нищих десятину брать, за то что под его крышей сидим. Конечно, место дорогое, подают лучше, чем у рынка, но не его дело – десятину драть. Бог его ещё накажет, увидишь. А ты понравился. Вокруг тебя подавать ещё и получше станут – я чую. Значит, если чего, если надо тебе пересидеть пока – можно ко мне. У меня хотя не дворец дожей, но две комнатки, между прочим.

Онисимов, войдя в роль нищего, и изъяснялся без былой интеллигентности – так было привычней и удобнее. И не возникало к нему лишних вопросов.

– Селись и живи, дело Божье. Вот и сестры тебе помогут – приготовить, постирать.

Первозванные последовательницы истово закивали.

Денис понял, что это сами Супруги Небесные послали странного нищего, умеющего смеяться. И нет больше возврата ни в этот храм, где торгует местами отец Леонтий, ни домой, где слабый земной отец не поверил в сына, а любящая земная мать тиранит жалкого супруга.

Всё правильно, всё решено за Него на самом Верху: новая жизнь начинается на новом месте.

Шагая вслед за своим нежданным проводником, Денис приглядывался ко всем стоящим у тротуаров машинам. И не прошел и двух кварталов, как высмотрел-таки красивый вишневый джип с номером 999 – подкрепив тем самым уверенность, что Он на правильном пути!

Денис, как и всякий смертный, не охватывал всю картину.

Не знал Он, что нищий, который умеет смеяться, попал в трущобу, куда вел теперь новых знакомых, после развода с женой и принудительного размена квартиры; что в другой комнате живет сосед Валёк – тот недавно прямо из зоны и вывез на свободу цветущий туберкулез. В подвале же обитает бездомница Глаша, которую выгнали из квартиры собственные дети. Глаша привечает бездомных кошек и в здешнем дворе и в соседнем. И уж совсем невозможно было вообразить Денису, хоть и призвал Он Божественных Супругов себе в Родители, что в том же подъезде живет наркоманка Зоя Баева, которая любит мальчиков и носит в себе СПИД.

* * *

Сгущение выброшенных из общества жалких личностей на узкой территории – обычное явление на этой планете. Господствующее Божество не перестает удивляться, как же планетяне живут в грязи и скверне, и Оно с интересом ждет, что же получится, когда выварится столь крепкий бульон.

Стеснение во времени и пространстве – вот что характерно для всякого планетного житья, для всякого материализма, когда мысль привязана к нервным клеткам. Бесконечности не дано познать жалким планетянам – бесконечности и вечности.

Переживание вечности – состояние весьма своеобразное.

Вечность – это не просто «очень долго». Например, даже примитивные планетяне хотели бы жить очень долго – у кого хватает фантазии на сто пятьдесят лет, у кого – пусть даже на тысячу. Но и тысяча лет – это такая же привычная жизнь, только ещё более приятная и удобная, чем обыкновенная вековая – все равно как житье во дворце приятнее, чем в в тесном подвале. Тысяча лет – всего лишь просторный вариант той же самой понятной жизни.

И совсем другое – вечность. Планетяне только храбрятся, выдумывая себе бессмертную душу – которая сулит им «жизнь вечную». На самом деле, они подразумевают просто «очень долго». Если же пытаются по-честному вообразить вечность, у них начинают разъезжаться мысли – как ноги на льду. Впрочем, точно так же как при честной попытке вообразить бесконечную Вселенную и множество одновременных равноправных миров. Да и ни к чему им это – пусть хоть научатся разумно существовать в своем крошечном мирке.

Вечность, бесконечность, неуязвимость – вот тоже незнакомое маленьким тварям чувство! – создают чувство ненарушимого покоя, абсолютно недоступное смертным существам. Но покой потому и ненарушимый, что его невозможно замутить обычной рябью переживаний, неизбежных для мелких планетян. Недоступны Господствующему Божеству не только страх, но и гнев, не только боль, но и любовь – все эти чувства преходящи и принадлежат преходящим огонькам сознаний. Остается интерес зрителя – но ведь даже самый пылкий зритель понимает, что игра – это только игра.