начальников штабов Министерства обороны США. В течение двух лет от него поступала важная информация о ядерном оружии, ракетах, детальные планы командования стратегической авиации США и планы по действиям американских войск в Европе. Однако в 1966 году Валена арестовали агенты ФБР. Причиной его провала послужило предательство Дмитрия Полякова, рассказавшего о нем американцам.

Другим агентом ГРУ в США был Герберт Бекенхаупт, сержант военно-воздушных сил США, приписанный к штаб-квартире командования ВВС в Пентагоне. В течение долгого времени он передавал в Москву секретные материалы, пока его не арестовали в 1967 году. О ценности передаваемой им информации говорит тот факт, что, по сравнению с другими разоблаченными агентами, он был осужден на тридцать лет тюрьмы.

1967 год стал крайне тяжелым для ГРУ. В Бельгии задержали и выслали из страны сотрудника ГРУ Владимира Черетуна, работавшего под «крышей» представительства «Аэрофлота» в Брюсселе.

Несколько днями позже из Швейцарии выслали И.Я. Петрова, руководителя советской делегации в Международном телекоммуникационном союзе в Женеве. Местные власти обвинили его в попытке завербовать одного из крупных швейцарских чиновников.

15 марта в Риме итальянская военная контрразведка (СИД) арестовала 39-летнего торговца антиквариатом и парашютиста-любителя Джорджо Ринальди. Ему предъявили обвинение в шпионаже против объектов НАТО в пользу СССР. По официальным заявлениям, СИД вышла на его шофера Армадо Жирардо. Оба задержанных признались в шпионской деятельности в пользу СССР, причем Ринальди сообщил, что работал на ГРУ с 1956 года, а завербовал его Алексей Соловов, высланный из Италии в 1958 году. Кроме того, Ринальди указал местоположение тайника, где находился материал, предназначенный для его куратора. На следующий день во время выемки из тайника контейнера был сфотографирован и задержан сотрудник ГРУ Ю.К. Павленко.

24 марта на Кипре задержали и объявили персонами нон грата атташе по культуре советского посольства Бориса Петрина и управляющего представительством «Аэрофлота» Николая Ранова. Вместе с ними был арестован некий Викентиос Бутрос, работник телекоммуникационной службы, который передавал своим операторам из ГРУ копии записей телефонных разговоров иностранных представителей на Кипре с их правительствами.

Через три дня двух советских дипломатов — Игоря Очуркова и Альберта Захарова выслали из Греции. А на следующий день произошло несколько арестов в Вене, после чего оперативному сотруднику ГРУ полковнику М.И. Бадину пришлось покинуть Австрию. А во второй декаде апреля в Норвегии арестовали три человека, которых обвинили в работе на советскую разведку[2].

В ГРУ работала специальная комиссия по расследованию данного факта. В справке, составленной этой комиссией, находились фамилии и псевдонимы более двухсот человек. Судьба начальника ГРУ ГШ П.И. Ивашутина висела на волоске, но санкций не последовало.

Данный вопрос обсуждался и во втором отделении, и руководством 1-го отдела 3-го Главного управления, и в руководстве КГБ. В отделении ни у одного сотрудника не было сигналов по провалам ГРУ за рубежом. Создалась удручающая обстановка. Тогда и было обращено внимание на малочисленный состав (шесть человек) отделения, который ни физически, ни оперативно не мог глубоко вникать во внутренние процессы оперативной деятельности обслуживаемых объектов.

На партийных собраниях и служебных совещаниях Николай Алексеевич неоднократно повторял: «Наша профессия в тени не потому, что мало почетна, просто наш труд не должен афишироваться. Наши победы и неудачи советскому народу не видны».

Мое назначение во 2-е отделение можно сравнить с прилетом первой ласточки, которая делает весну. Во всяком случае, после моего прихода руководство отдела убедилось, что надо энергичнее менять старых сотрудников на молодых, но с большим оперативным опытом, чем у меня.

Среди вновь прибывших в отделение были, на мой взгляд, ярко выраженные таланты — Петриченко, Моляков, Терещенко.

На совещаниях в отделении Николай Алексеевич Душин часто говорил о необходимости вести аналитическую работу за противника, а главное, анализировать свою работу. Он внушал подчиненным: «Сядьте в своем кабинете на объекте, думайте только о работе, анализируйте ее, откровенно скажите себе о ваших слабостях, что нужно сделать и как сделать. Анализируйте работу каждого агента, взаимоотношения с командованием. Подводите итоги своего рабочего дня. Исследовать — значит видеть то, что видели все, а думать надо так, как не думал никто». В тишине кабинета, где у тебя под руками весь материал, можно проанализировать, как вел и ведет себя источник информации с момента знакомства и до настоящего времени, меняется ли его характер, объем и содержание предоставленных им сведений. Как он реагирует на похвалу, критику и поощрения. К сожалению, такая привычка вырабатывается не у всех, прививается она с трудом, но эффект бывает поразительный.

Обосновывая свое отношение к аналитической работе, Николай Алексеевич обратил внимание сотрудников на факт разоблачения изменника Родины Попова. В 1957 году от закордонного агента в ЦРУ получены данные, якобы копии доклада маршала Жукова, зачитанного им на совещании в ГСВГ[3]. Копия доклада прилагалась к сообщению. Группа разработчиков завела дело оперативного розыска. В план розыска попали около тысячи человек, присутствовавших на этом совещании. Постепенно число подозреваемых сужалось, но выйти на след шпиона не удавалось до тех пор, пока не подвергли вновь аналитическому исследованию текст копии доклада маршала Жукова.

Выяснилось, что это стенографический отчет; проверили стенографисток, а заодно выяснили, кто из участников совещания владел стенографией. Так вышли на след Попова, который в совершенстве владел стенографией.

Будучи на оперативной стажировке со слушателями Высшей школы, спустя годы, я предлагал им ежедневно проводить аналитику. Но далеко не все это делали. Отдельным слушателям педагог предлагал рассказать свой прошедший день, анализируя его вместе. Для некоторых и это оказывалось трудновыполнимой задачей.

Николай Алексеевич сумел убедить руководство 3-го Главного управления и руководство КГБ о необходимости численного расширения отделения, замены старшего поколения на молодых, энергичных и о создании в нем группы аналитиков разработчиков.

В тот момент Душин не мог знать об изменнике Родине Дмитрии Полякове, который сотрудничал с ЦРУ с 1961 по 1986 год и выдал девятнадцать разведчиков-нелегалов, сто пятьдесят агентов-иностранцев и расшифровал более полутора тысяч офицеров ГРУ и КГБ.

Не знал и об изменнике Родине Николае Чернове, работавшем на ЦРУ с 1961 по 1990 год с перерывами.

Но мне запомнилось, как по утечке информации завели дело оперативного розыска, по которому проходили около тысячи сотрудников ГРУ, в том числе, возможно, и Поляков, и Чернов. Однако после доклада заместителю председателя КГБ генералу армии Циневу Г.К. поступило указание сузить круг подозреваемых до нескольких человек, вычеркнуть из списка участников Великой Отечественной войны, генералов. Из-за этой лояльности, проявленной тогда, на агентов не вышли.

Вскоре Николая Алексеевича Душина перевели в административный отдел ЦК КПСС. Редко, но он посещал управление, при встрече