Помятое существо уселось за стол, жестом указало Лоле на стул перед собой и выжидательно уставилось на нее.

– А где Аделаида? – проговорила Лола, почувствовав, что пауза затягивается.

– Я Аделаида. – Женщина снова прикоснулась к виску и страдальчески поморщилась, глаза ее непроизвольно скосились на бутылку водки, но она усилием воли справилась с собой и снова уставилась на Лолу: – Фотографию давай.

Лола машинально вытащила из сумочки фотографию Антона с рыжей немкой и положила ее на стол. В ужасе глядя на гадалку, она думала, что же может сделать для нее эта алкоголичка, если даже себя не может вылечить от пьянства.

Аделаида придвинула к себе снимок, уставилась на него, затем перевела на Лолу цепкий взгляд карих глаз с красными больными белками и деловито спросила:

– Присушить, отсушить?

– Отсушить, – машинально ответила Лола, протягивая руку за фотографией, чтобы забрать ее и уйти.

Знахарка придержала фотографию, всмотрелась в нее и пробормотала вполголоса:

– Ну и козел! Надо же в такого втрескаться!

Лола выхватила у нее фотографию, спрятала в карман и поднялась из-за стола.

– Сто долларов, – поспешно проговорила знахарка.

– Мне ничего не надо! – недовольно откликнулась Лола, окинув взглядом безобразное жилище Аделаиды, ее саму, нетрезвую и несчастную.

– Ну хоть пятьдесят, – знахарка скинула цену, приподнимаясь вслед за ускользающей клиенткой.

Лола бросила на стол сторублевку, чтобы избежать скандала, и кинулась к дверям. Только выскочив на улицу, она успокоилась, отдышалась и рассмеялась: надо же, эта кикимора берется гадать, привораживать, выводить из запоя, обещает успех в бизнесе! Хоть бы что-нибудь уж для себя самой сделала! Явная алкоголичка, а успехи в бизнесе, судя по состоянию квартиры, ей и не снились!

Лола вынула из кармана фотографию Антона, чтобы убрать ее в сумочку, и бросила на нее мимолетный взгляд.

«Ну и козел, – подумала она, увидев круглую лоснящуюся физиономию Антона, – как меня угораздило в такого втрескаться?»

Она замерла на месте, округлив глаза от удивления, осознав, что только что в точности повторила фразу знахарки, которую та пробормотала, взглянув на снимок.

Лола прислушалась к себе. Никаких загадочных магнетических влияний, никакого стремления немедленно увидеть Антона, пасть к его ногам, очутиться в его объятиях она не испытывала. Никакие щупальца спрута не тянули ее на другой конец города. Никакой обжигающий холод, никакой леденящий жар не беспокоили ее многострадальный организм. Она была свободна! Совершенно свободна!

На всякий случай Лола еще раз посмотрела на фотографию Антона, проверяя, не пробудится ли прежнее чувство при виде его светлого образа, но ничего похожего на былое помешательство с ней не происходило. Ну подумаешь – фотография толстого противного типа с блекло-голубыми глазами и наглой самоуверенной ухмылкой!

Ну, Аделаида, ну молодец, просто чудо сотворила, хоть и с похмелья!

Движимая чувством благодарности, а еще в большей степени неловкостью за дурные мысли о знахарке, Лола взбежала обратно на четвертый этаж. Остановившись перед той же дверью, что и первый раз, она нажала на кнопку звонка.

На этот раз звонок прозвучал совсем по-другому – звонко, певуче и мелодично.

Не успела Лола удивиться, как дверь перед ней распахнулась. На пороге стояла приветливая девушка в строгом деловом костюме.

– А где… – начала Лола, но тут же осеклась: вместо захламленной, полутемной, не знавшей ремонта прихожей перед ней был нарядный офисный холл, отделанный по евростандарту, залитый ярким светом, льющимся из встроенных в подвесной потолок светильников.

– Я, наверное, ошиблась этажом, – растерянно проговорила Лола.

– Вы не к мадам Аделаиде? – вежливо осведомилась девушка.

– К ней, – Лола нервно сглотнула, – но здесь…

– Пойдемте, я вас провожу! – Девушка повернулась и подвела Лолу к двери кабинета.

Дверь сама собой распахнулась, издав мелодичный звон. В кабинете царил загадочный полумрак, рассеиваемый фиолетовым светильником в форме хрустальной совиной головы и светящимся магическим кристаллом, покоящимся на столе черного дерева.

За столом величественно восседала стройная брюнетка средних лет в лиловом бархатном платье и в такой же бархатной чалме на голове. Ухоженная рука брюнетки с длинными темно-фиолетовыми ногтями торжественно возлежала на толстой черной книге с золотыми китайскими иероглифами на обложке.

– Вы пришли ко мне со своими насущными проблемами, – произнесла дама глубоким певучим голосом, – не смущайтесь, поделитесь со мной самым сокровенным! Нет, постойте! – Дама закатила глаза, прижала руку к груди и простонала: – Можете ничего не говорить, я сердцем чувствую вашу беду. Вас оставил любимый, правда?

– Неправда, – резко оборвала ее Лола; в голосе и поведении дамы в чалме она явственно почувствовала фальшь и актерскую игру, – а где Аделаида?

– То есть как? – обиженно проговорила дама, прерванная в самый волнующий момент своего трагического монолога. – Это я, Аделаида! Ведь вы пришли по объявлению?

– Да, но здесь была такая… помятая женщина… с похмелья… и кабинет был совсем другой…

– Девушка! – Хозяйка кабинета побагровела от возмущения. – Что вы такое говорите! Что вы себе позволяете! Это хулиганство! Кто это здесь с похмелья? Да я сейчас охрану вызову!

– Не надо охрану, – поспешно ответила Лола, развернулась и пулей вылетела из кабинета. Ей показалось, что фиолетовая сова-светильник зловеще ухнула вслед.

Выскочив на лестницу, Лола еще раз посмотрела на дверь квартиры. Дверь была та же самая, и номер на ней тот же самый – тринадцатый. Пожав плечами, ничего не понимая, Лола спустилась по лестнице.

Перед выходом из подъезда она увидела аккуратные ряды почтовых ящиков. Новенькие, свежеокрашенные, они сверкали первозданной чистотой на фоне грязной, покрытой неприличными рисунками и надписями стены. И только ящик номер тринадцать был старый, криво висящий, с облезлой краской. Он никак не вязался с офисом, отделанным по евростандарту, – гораздо больше подходил полутемной захламленной квартире и нетрезвой знахарке в цветастом халате.

Повинуясь внезапному порыву, Лола опустила в этот ящик стодолларовую купюру – она почему-то не сомневалась, что эти деньги попадут по назначению.

Антон открыл на звонок и махнул Лоле рукой – заходи.

Она смотрела на него с изумлением. Толстый, неопрятный, в длинных полосатых трусах, он лениво брел по коридору и не вызывал в ней ничего, кроме отвращения. Как она могла думать об этом жирном, отвратительном борове с волнением? Как могла нестись к нему через весь город, словно влюбленная кошка? Как она вообще могла без омерзения прикасаться к этому дряблому, сальному телу?